При упоминании имени господа судья вышел из дрёмы, с удивлением посмотрел на молоточек, потом на зал, прикинул должен ли он бросить молоточек в зал и в чём правила игры, затем вспомнил, зачем он здесь, насупился, вошёл в привычную систему координат.
Обвинение, продолжайте, благословил он.
Критик Зайцева встала со скамьи. Вообще-то она не садилась на протяжении всего заседания, но как-то вытянулась, напряглась, что задним рядам почудился её подъём.
Задайте ему, напутствовал писатель Арсен Зарибаба.
Только на гонорары не ссылайся, предупредил издатель Константин Насвойвкус.
Обвинение, тише! Вот и молоточек пригодился. Судья повеселел. Слово свидетельнице Зайцевой.
Да, спасибо Критик поправила брошь, презрительно глянула на Великого Графомана бегло, по касательной, словно боясь гипнотического воздействия. Разумеется, мы никогда не называем таких людей словом на букву «Г». Никогда. «Писаки», «бумагомаратели» возможно, но не «Г». Вы не представляете, насколько их много. Просто нашествие какое-то. Даже перед перестройкой такого не было, а тогда, хочу сказать, страшные дела творились. Поэтические «Г» валом шли. Одни стихи я на всю жизнь запомнила Можно?
Можно «что»? судья сдвинул центр тяжести парика ближе к затылку. А-а женская комната сразу по коридору направо
Зайцева покраснела.
Я бы хотела прочитать то, да простит меня Бальмонт, стихотворение.
А. Конечно-конечно.
Не всё, только пару строк М-м «Встал Ильич, развёл руками» Хочу уточнить, Ваша честь, что дело происходит в мавзолее «Встал Ильич, развёл руками, что же делать с мудаками?»
Судья поперхнулся эмэмдэмсом.
Как? Что? Попрошу без!..
Простите. Мне кажется, это важный штришок к палитре доказательств.
Палитра доказательств! вскричал Великий Графоман и тут же припал к блокнотику, начал строчить.
Подобные контуженые поэты, они шли и шли в редакцию, и сейчас идут. И обязательно хотят прочитать свою «нетленку» вслух. Я им: «Не надо, я глазами оцениваю». А они: «Вы должны это услышать!» И получаешь: «Встал Ильич, развёл»
Достаточно, смешался судья. Мысль понятна.
Арсен Зарибаба дрожжевым тестом поднялся рядом с Зайцевой.
Критик Зайцева хочет сказать, что о «Г» много говорят, но в то же время их трудно выделить из литературы, как допинг из лекарств. И рождаются споры. С одной стороны, всё прекрасно: человек направляет свою энергию на сочинительство, он не убивает, не ворует, не играет за футбольную сборную, не поёт дуэтом с Тимати. Короче, никого не трогает, кроме тех, кто выпускает книги и журналы. Зайцева знает, о чём говорит, у неё богатый опыт издательского журнального дела, и сетевого, и бумажного.
Зайцева кивнула.
Небольшой процент «Г» составляют агрессивные личности. Маниакальные.
Экспрессия весенних грёз души душистой, прокомментировал Великий Графоман.
У Зайцевой и Насвойвкуса задёргались веки.
Так вот продолжила после паузы критик. Однажды один «Г»
Графоман? уточнил судья. Отсутствие чёткой дефиниции термина и постоянное вуалирование критиканши хм, критика его раздражало. К тому же, он снова всхрапнул пару минут. Судья сделал знак машинистке: пиши, пиши, милочка, потом разберусь, по какому поводу здесь шумели.
Э да. Он запер меня в редакции. Пришёл поздним вечером, донимал, вился вокруг. Я все способы перепробовала, а он не унимается, хочет, чтобы я его рукопись повесть «Задник Вселенной» прямо здесь и сейчас, вернее, там и тогда села читать. Говорит, что цитаты сразу задают тон, пытается зачитать. А цитаты из «Южного парка»!
Неплохой мультик, согласился судья. Осмотрелся, проморгался. То есть в адекватном переводе.
Я от него отмахиваюсь, продолжала Зайцева. Пытаюсь объяснить, что электронную версию «Задника Вселенной» уже отвергла, что украсть робота Марвина у Дугласа Адамса ещё не значит написать хорошую повесть. И тут он ушёл. Со словами: «Ключ у Воннегута». Я к двери редакция заперта, ключей нет, замурована. Кричала, звонила. И только когда меня открыли, поняла, что этот «Г» положил ключ в «Бойню номер пять» Курта Воннегута у меня на столе.
Лучшая книга о скачках во времени, сказал Насвойвкус.
Лучшая книга о скачках во времени, сказал Насвойвкус.
Мой роман «Дверь, открытая нараспашку» ничем не уступает, скромно уточнил Зарибаба и ловко отвернулся, когда издатель зыркнул в его сторону.
Я извиняюсь (через «И»), сказал Великий Графоман. Вот, послушайте «Он падал вниз в глубокую бесконечную бездну, низ низов, яму без дна, пропасть, что не знала влажного эха» Может, лучше заменить «не знала» на «не имела чести быть знакомой»?
Зайцева нервно затеребила брошь. Зарибаба схватился за сердце.
Замените всё предложение на пробел, посоветовал он.
А на меня однажды в суд подали, вступил Насвойвкус. Злобный графоман попался. Пришлось тащиться в Корректно-Грамотный суд имени Розенталя и объясняться. А вся каша заварилась из-за того, что редакция отвергла рукопись с формулировкой «Не подходит». Представляете, каким я себя идиотом в суде чувствовал?
А сейчас? спросил судья, двигая парик бровями.
Простите, Ваша честь?