Не знаю, замечал ли кто-нибудь, кроме меня, как смешно встречные собаки осматривают друг друга?
Они очень вглядчивы и видят обычно друг друга еще издалека, где-нибудь даже на противоположной стороне.
Глаза их загораются, они пристально, не отрываясь, глядят одна на другую, серьезно, вдумчиво, изучающе, а когда проходят мимо, еще повернут голову и кинут взгляд вслед.
Правда, бывает и так, что они разражаются лаем, с первого же взгляда невзлюбив друг друга.
Интересно, почему? Какая мысль пришла им в этот момент в голову? О чем они подумали?
Само собой, нам, людям, не узнать. А ведь какие-то мысли и соображения наверняка возникли в их мозгу. Как пить дать, возникли
Однажды, еще в начале своей работы в редакции ежедневной газеты, я опубликовала интервью с известной укротительницей львов.
Я долго добивалась свидания с укротительницей, а ей все было некогда. Наконец она милостиво согласилась встретиться со мною в метро.
Простите, дорогая, журчал в трубке ее мелодичный, изысканно нежный голос. Простите великодушно, но, поверьте, у меня ни минуты лишней. Верите?
Верю, ответила я, вздыхая. Как не верить?
Правда, есть одна отдушина, продолжала укротительница. Я еду на шестидесятилетие знаменитого клоуна
Она назвала имя, известное в дни моей юности каждому школьнику.
Он живет на Русаковской, я буду ехать от «Дворца Советов» до «Сокольников», так что давайте встретимся возле метро «Дворец Советов» и проедем вместе до «Сокольников». Согласны?
Что мне оставалось ответить, кроме одного слова «согласна»?
Я узнала ее сразу малинового цвета пальто с серым песцом, песцовая же шапка колоколом, а под ней хорошо знакомые по афишам аккуратно намазанные глаза, губы в яркой помаде, на лбу густая каштановая челка.
Она удивленно воззрилась на меня, когда я подошла к ней.
Какая же вы юная! Совсем еще девочка!
Это плохо? спросила я.
Нет, она улыбнулась, мне показалась ее улыбка немного насильственной, словно она не хотела, но заставила себя улыбнуться. Это скорее прекрасно, хотя, как вы и сами позднее поймете, проходит с годами бесследно.
Протянула мне руку в тугой лайковой перчатке.
Не сердитесь, милая девочка, я не привыкла к таким молодым корреспондентам
Я ответила:
Но вы же сами сказали, что это проходит бесследно. Так что в следующий раз я уже не покажусь вам столь зеленой
Поживем увидим, сказала она.
Мы вошли в метро, в задний вагон. Народу в вагоне оказалось очень много, хотя до вечера, до часов пик, было еще довольно далеко.
Укротительница стояла рядом со мной, я видела, как она безуспешно оглядывает сидящих на своих местах пассажиров. Должно быть, ей страстно хотелось сесть, и в то же время она еще более страстно боялась, чтобы ее не посчитали пожилой и не уступили ей место.
Она повернулась ко мне, не удостоив больше никого взглядом, и стала рассказывать, не дожидаясь моих расспросов.
Очевидно, сказалась давняя привычка общаться с журналистами.
Вот тогда-то я и услыхала от нее, что животные умеют думать, что они соображают подчас даже не хуже людей.
Я не записывала ее слова, потому что трудно было, стоя в вагоне, писать что-либо, и потом, то, что рассказывала она, было настолько близко мне, что я хорошо запомнила каждое ее слово.
Мы доехали до «Сокольников», и я проводила мою собеседницу до дома, где проживал прославленный клоун, а потом прямехонько отправилась домой и сразу же, в один день накатала пятнадцать страниц текста интервью с укротительницей львов.
Наш ответсекретарь, по своему обыкновению, перечеркнул из пятнадцати десять с половиной, и сотворив четыре с небольшим страницы, напечатал интервью на третьей полосе.
И вот тогда-то в редакцию посыпались письма.
Я не успевала удивляться, как это у взрослых, должно быть, порядком занятых людей находится время писать ругательные письма в различные общественные организации, государственные учреждения или совершенно незнакомым им деятелям науки, искусства, культуры.
Право, близким друзьям не всегда соберешься черкнуть несколько строчек, а тут
Пишут Пишут, словно нет в жизни иного занятия, чем купить конверт, взять лист бумаги, написать ругательное письмо, отправить письмо в редакцию
В каких только грехах не обвиняли меня!
Сколько различных ярлыков неведомые доброхоты и блюстители нравственных основ навешивали на меня!
И мракобес-то я, и последователь чуждой идеологии, и лженаучное исчадие (так дословно написано в письме некоего учителя средней школы).
Еще он обозвал меня «вредным продуктом эпохи, умышленно искажающим ее светлый и сияющий победным светом облик».
Не иначе как, надо полагать, этот самый учитель втайне баловался литературой.
Весь негаснущий пыл, откровенную враждебность, различного рода ругательства я заслужила лишь потому, что процитировала слова укротительницы: «Животные обладают свойством мыслить».
И привела несколько примеров.
Почему-то весь гнев блюстителей нормальных житейских норм (так тоже было написано в одном письме, дескать, я нарушаю нормальные житейские нормы!) обрушился только лишь на меня, журналистку.
Что касается укротительницы, то ее, в общем, не трогали, может быть, ее защищало звание народной артистки, присвоенное ей сравнительно недавно?