Сейчас Вика готовилась к вечеру, сооружая из волос нечто воздушное. Идти к Софье Гурской следовало непременно в вечернем наряде с соответствующей прической.
Посмеиваясь над подругой, ревностно охраняющей любые знания, полученные на курсах Агнессы Бауман, Вика все же с удовольствием обтянула свою фигурку темно-зеленым шелком, ножки тонкими чулками и встала на шпильки.
Поймав в зеркале голодный взгляд маячившего за спиной мужа, она почувствовала себя куртизанкой, соблазняющей уготованного ей на вечер мужчину не оголенностью телес, но скрытой под невесомой тканью красотой.
Может, ну ее, эту тусовку? прозвучал над ухом хриплый голос Лунева.
Нельзя. Сонька обидится, она уже поняла, что все ее усилия последних тридцати минут были напрасны.
Тогда яви божескую милость, слова Лунева звучали отнюдь не как просьба.
Нищим не подаю, попыталась она все же отвертеться от неизбежного.
Не шути со мной, дорогая, угрожающе прорычал «нищий», расстегивая длинный замок ее платья
Нищим не подаю, попыталась она все же отвертеться от неизбежного.
Не шути со мной, дорогая, угрожающе прорычал «нищий», расстегивая длинный замок ее платья
Глава 5
Она оглянулась на захлопнувшиеся за ней ворота и, торопливо перекрестившись на вдруг промелькнувшую мысль «как бы сюда не вернуться», шагнула с асфальтового пятачка на грунтовую дорогу. Пешком до автобусной остановки, как ей сказали, идти нужно час, да и то, если с хорошей скоростью. Никто за ней не приехал, хотя она надеялась: посылки от дочери приходили регулярно, но Вика сама ни разу так и не навестила мать. Валерия Георгиевна Шляхтина была на дочь не в обиде, она была на нее зла.
За восемь лет строгого режима она так и не поняла, за что ее так? Что такого она совершила? Слово «убийство» старалась не произносить: не убила она Шляхтина, а осудила собственным судом и привела приговор в исполнение. Осудила за то, что он сделал с ней и с дочерью. Он их бросил. Ее одну в доме, Вику отправив на исправление в загородную школу. Шляхтин от них избавился, вот так будет точнее.
Что-что, а себя оправдать у Валерии получалось всегда. Даже когда Шляхтин застал ее в постели с другим мужиком, как его там звали, она уже и не помнила. Но кто ее на это толкнул? Шляхтин же своим к ней деловито-равнодушным отношением. Это он, ложась в супружескую кровать, всегда торопил ее, мол, давай сделаем это быстренько, а то устал я что-то. Он получал удовольствие, не заботясь о ее желании. А желание было. Однажды, приперев его к стенке откровенным разговором, в ответ услышала небрежное «твои проблемы». С тех пор Валерия и начала заботиться о себе сама. Как давно это случилось! Вика еще толком не умела говорить, Валерия была еще полна нерастраченной любви и глупых надежд.
Она с раздражением посмотрела на небо: вместо палящего еще пять минут назад солнца на нем появились разрозненные тучки. Когда хлынул дождь, Валерия почти дошла до шоссе. Туфли на ногах были старые, еще те, в которых ее арестовали, на высоком, слава богу, устойчивом каблуке. Только она совсем разучилась ходить на каблуках. Да и тесновата обувь стала: кажется, и размер ноги тот же, но то ли полнота увеличилась, то ли отекли ноги, состарившиеся вместе с ней на восемь лет.
Валерия Георгиевна опять недобро вспомнила дочь. Неблагодарность Вики ее бесила. Она всегда ее защищала от Шляхтина, когда тот пытался ее воспитывать, баловала, почти не контролировала. И вот результат. Папочка хороший, а мать дрянь, убийца
В тот день, когда Шляхтин потребовал развода, Валерия с утра пребывала в прекрасном настроении. Ее новый любовник, на которого она возлагала большие надежды, накануне сделал ей предложение. Нет, не соединиться в счастливом браке, это ей ни к чему замужем вроде, а вдвоем съездить к морю. Вадим, в отличие от молодых, голодных до секса и денег предыдущих ее партнеров, имел уверенность в себе, которую ему давали должность в мэрии и взятки, оседающие баксами на счетах в банке. Он не рисовался перед ней, откровенно посмеиваясь над теми, кто совал конверты: брал лишь с тех, чьи дела мог решить без проблем. С Валерией был щедр, но в меру: она, не избалованная подарками Шляхтина, радовалась любому проявлению внимания с его стороны. Кроме того, в постели Вадим был терпелив и нежен. Однажды, заглянув в его бумажник, она нашла там фотографию жены. Валерия даже вздрогнула, до того та была страшна: крючковатый нос и близко посаженные мелкие глазки выглядели на полном лице просто безобразно. От души пожалев любовника, она в тот раз была с ним более ласкова, чем обычно. А позже он проговорился, что женат на сейфе с деньгами.
Появившийся на пороге ее спальни Шляхтин вызвал всего лишь недоуменную улыбку: она и забыла, как муж выглядит. А выглядел он, с точки зрения Валерии, как-то бледновато. Точнее, не так щегольски, как обычно: и костюмчик так себе выглажен, да и галстук не новый. «Женщина сейчас рядом с ним явно простенькая!» подумала тогда Валерия, даже не делая попытки запахнуть халатик. Сколько у него было этих баб за то время, что они вполне мирно существовали в житейски фиктивном браке, она точно не знала. Разводиться Шляхтин не пытался, а это означало, его все устраивает. Ну а ее тоже. Салон красоты приносил прибыль, небольшую, но стабильную. Останься Валерия одна, жить как привыкла на эти деньги она бы не смогла, конечно. Но доход с доли мужа в общей с Луневым фирме она привыкла считать и своим тоже. Кстати, Шляхтин и не жадничал. Он, скорее, даже забыл, что счет Валерии в банке пополняется ежемесячно бухгалтером фирмы по его же давнему распоряжению, и недостатка в наличности его как бы жена не имеет.