Джек сжал мою кисть, поцеловал её.
Ты взяла самое хорошее, что было у мамы чистоту. И я ей благодарен за это. В женщине чистота так редка и так ценна! Об остальном и не думай.
Спасибо. Мне отчего-то так хотелось, чтобы в моей маме Джек видел не только психически больную старушку, а того человека, которого я любила, который подарил мне столько тепла, и я продолжила: Мама с нами играла, возилась, гуляла, ни одной ночи не было без сказок или стихов. Она и свои сочиняла, такие красивые! До десяти лет у меня было золотое детство.
Только до десяти, грустно отметил Джек. А потом сразу из рая в ад.
Ну, не совсем. Но в целом да, трудно было резко так ба-бац и больше не принцесса.
Не прощу твоего отца, резко нахмурился мой любимый мужчина.
Не сердись на него. Все делают ошибки. Разве ты не делал?
Делал. Но когда есть дети, когда ты он глянул на меня и прижал к себе. Как можно было бросить тебя?!
У меня на душе стало тепло. Значит, Джек и не задумывается о том, чтобы бросить меня, значит, сильно любит! Хотя за папу стало немного обидно он ведь не плохой, и тоже в детстве с нами игрался и сказки рассказывал, а потом вдруг перекрыло
Не злись на моего папу, ладно? попросила я. Я его люблю, и надеюсь, что ты когда-нибудь полюбишь.
Его я любить не обещал, поджав губы, ответил Джек.
Ну, пожалуйста-пожалуйста.
Посмотрим, если заслужит, чуть смягчился он.
Я вздохнула и положила голову ему на плечо.
Ты такой хороший!
Джек потеребил перчатки и вдруг признался:
Я тебе немного завидую.
Я аж подскочила.
Ты?! Мне? Почему?!
Он пожал плечом, посмотрел куда-то в сторону, потом на меня.
Я родителям особо был не нужен. Ни до десяти, ни после. Никаких тебе дополнительных занятий, уроков. Уж тем более рассказов и стихов. Они просто работали, я просто шлялся с друзьями. Плавал, гонял на велике, дрался. Рос, как сорняк.
Зато каким замечательным ты вырос!
Джек смущённо улыбнулся. Ещё грустный.
Да ты знаешь, ты какой?! воскликнула я, отчаянно желая, чтобы он перестал грустить. Ты умный, ты талантливый, ты смелый! Ты вообще самый лучший!
Даже когда напиваюсь до бессознательного состояния? усмехнулся он, но глаза его вдруг заблестели, стали живыми и яркими.
Нет, ну тогда, конечно, тебя хочется побить, призналась я, но потом ты снова самый лучший. И знаешь, ты не прав. Твои родители дали тебе много! Просто так, как умели
Что, например? изогнул бровь Джек. Возможность быть задирой и шалопаем? Или возможность получить ремня для профилактики?
Нет! Свободу! Самостоятельность! Умение самому принимать решения с самого детства! И нести за них ответственность! Ты бы никогда не стал таким, как сейчас, если бы тебя водили за ручку! А ты стал великолепным, Джек Рэндалл! Вот просто Да! И я ни капельки ни вру!
Он притянул меня к себе и тихо, но так искренне сказал:
Спасибо. А потом поцеловал нежно-нежно, и во вкусе его губ было всё о нём: что он родной, что он весь, со всей своей безумной кучей недостатков, сумасбродств и достоинств мой. А я его.
Любимый мой! Самый-самый!
Вся улица встала в пробке. А вот погода, наоборот, разгулялась ветер гнул ветви редких деревьев, рвался в окна машины. Даже не верилось, что где-то на земле вообще есть тропики и можно ходить в купальниках. Несмотря на нормальное отопление в нашем авто, я поёжилась и прильнула к Джеку. Он всегда, как печка, тёпленький. Коста обернулся.
Вся улица встала в пробке. А вот погода, наоборот, разгулялась ветер гнул ветви редких деревьев, рвался в окна машины. Даже не верилось, что где-то на земле вообще есть тропики и можно ходить в купальниках. Несмотря на нормальное отопление в нашем авто, я поёжилась и прильнула к Джеку. Он всегда, как печка, тёпленький. Коста обернулся.
Надо бы позвонить в аэропорт. Могут отменить рейсы.
Могут, согласился Джек и достал смартфон.
В ту же секунду раздался звонок. Мой любимый мужчина поднёс трубку к уху, буркнул:
Слушаю.
До моего слуха донёсся скрежещущий, противный голос. Он провещал о чём-то чуть больше минуты, за которую Джек покраснел, затем побелел, а на высоком лбу выступили бисеринки пота. Вытер платком. Хм, совсем ведь не жарко Джек отбил звонок, желваки заходили ходуном по скулам.
Что-то случилось? обеспокоилась я.
Мой корсар тотчас взял себя в руки, выдохнул и беззаботно улыбнулся:
Нет, малышка, всё нормально.
Но ты
Он перебил и, как прежде, включил свою непробиваемую, как щит, разящую всё на свете, американскую улыбку во все тридцать два.
Просто небольшие рабочие вопросы, с которыми я так легко справляюсь! Ты же знаешь. Ещё секундочку, балерина!
Я кивнула, вдруг всем своим существом осознав, что он лжёт. Джек снова поднёс трубку к уху и теперь уже заговорил на испанском. Отвернулся от меня, видимо, чтобы я не видела его глаз. Однако беседа была такой эмоциональной и быстрой, с жестами, рычанием и ругательствами, что, казалось, у Джека даже затылок искрил!
Закончив говорить, мой любимый мужчина выдохнул и повернулся ко мне, предварительно надев фальшивую улыбку.
Всё хорошо, сказал он, предваряя мой вопрос.
А если правду? с волнением спросила я.