И как, черт побери, мне возвращаться в Лондон после этого?
Что? тупо переспросила она, не в силах постичь смысл его слов.
Это просто непостижимо, продолжал он, продолжая обнимать ее за спину и глядя ей в глаза. Шесть лет я проторчал на этом дурацком острове, и вот теперь, когда я наконец-то нашел здесь что-то по-настоящему хорошее, мы уезжаем.
Ты уезжаешь? Уезжаешь в Лондон? прошептала Бетти.
Да. Он кивнул. Разве ты не в курсе? Я думал, об этом уже все знают. Я думал
Нет, я не знала. А когда когда ты уезжаешь?
В пятницу, сказал Дилан. Мы уезжаем в пятницу.
О, нет! негромко ахнула Бетти. Нет!..
Он рассмеялся, словно и предстоящий отъезд, и их несостоявшаяся любовь казались ему забавными. Но Бетти не видела в этом ничего смешного.
Ничего-ничегошеньки.
Выбравшись из постели, Бетти раздвинула занавески. Низкое небо нависало, казалось, над самым островом и было угрюмым и серым. Наступившее лето было совсем не похоже на лето; оно даже не выглядело как лето. Шестнадцатилетие обернулось катастрофой и лето тоже не задалось.
Праздничное платье Бетти кое-как висело на ручке шкафа на погнутых проволочных плечиках. Еще недавно оно хранилось между листами оберточной бумаги в специальном пластиковом мешке на «молнии», словно хрупкая бабочка в коконе, но теперь это было просто платье, с которым не было никакой необходимости обращаться как-то особенно бережно.
Бетти вздохнула и выпустила из рук занавески. Плюхнувшись обратно на постель, она молча разглядывала потолок и пыталась разобраться в своих чувствах. Чем дольше она лежала, тем сильнее ей казалось, будто стены комнаты сдвигаются, грозя ее раздавить. И не только стены Бетти явственно ощущала, как берега острова сдавливают ее грудь словно корсет мешают дышать, мешают жить и быть свободной. Она подумала о Дилане, но воображение ее предало: Бетти словно наяву увидела, как он едет по Лондону на красном двухэтажном автобусе, направляясь в шикарный ночной клуб, о которых на Гернси много говорили, но которых никто никогда не видел. Потом она подумала о себе не человеке, а крошечном муравьишке, у которого нет никаких планов на будущее и никаких перспектив тоже нет. Единственное, что Бетти знала о своем будущем, это то, что скоро она окончит школу и что на следующей неделе ей надо идти на собеседование, чтобы наняться в «Бутс», где можно было немного подработать во время каникул.
Нет, быть шестнадцатилетней ей определенно не нравилось. Вот если бы ей исполнилось девятнадцать!.. Тогда она без колебаний бросила бы этот жалкий островок и отправилась туда, где ничто не помешает ей самой строить свою жизнь.
Тут жалость к самой себе с такой силой сдавила ей сердце, что Бетти не удержалась и уронила на одеяло несколько слезинок.
Снизу донесся какой-то шум, и она резко вскинула голову. На первом этаже кто-то громко кричал.
Элисон! Элисон! Скорее! Она узнала голос отчима.
Что? В чем дело? откликнулась откуда-то из другой части дома мать.
Скорее звони в «Скорую!» С мамой плохо!
О боже!.. Сейчас!..
Выскочив на площадку лестницы, Бетти перевесилась через перила.
Что случилось? крикнула она.
Я не знаю, прокричала в ответ Элисон. Кажется, с Арлеттой плохо!
Бетти с размаху опустилась на верхнюю ступеньку и некоторое время сидела неподвижно, прислушиваясь к доносящемуся снизу шуму и суете: Элисон звонила в «Скорую», хлопали, открываясь и закрываясь двери, в панике метался по дому Джолион.
Спустя примерно полминуты Бетти нашла наконец в себе силы подняться на ноги. Голова ее все еще была полна обрывочных мыслей о Дилане, а щеки мокры от слез, однако она совершенно точно знала: то, что происходит сейчас, изменит ее жизнь раз и навсегда.
И не обязательно к лучшему.
Похоже, именно сейчас, в эти самые секунды, где-то совсем рядом рождалось на свет ее кривобокое, уродливое будущее.
И поделать с этим Бетти ничего не могла.
Она глубоко вздохнула и медленно сошла вниз.
5
Звук несся по коридорам, эхом отражаясь от стен и огибая углы, нарушая плотную, густую тишину ночи. Вот он пробился сквозь дверь, и Бетти подпрыгнула на постели: глаза выпучены, волосы стоят дыбом. В комнате было холодно, поэтому она спала в большом сером свитере, натянутом поверх старинной фланелевой ночнушки Арлетты, и в серо-желтых вязаных носках, без которых ее ноги могли бы превратиться в две ледышки, стоило ей спустить их на пол.
Иду!.. прохрипела она и, откашлявшись, крикнула громче: Уже иду!!
Прежде чем выйти из комнаты, Бетти убедилась, что небо за окном уже не такое непроглядно-черное, что часы показывают половину пятого и что накануне вечером она выкурила слишком много сигарет. Кое-как заправив волосы за уши и цепляясь ногами за ковровую дорожку, Бетти прошаркала по коридору к спальне Арлетты. Разбудивший ее шум сделался громче кто-то выл и стонал, словно безутешная вдова на воинских похоронах.
Иду, иду, иду Бетти нажала ручку и распахнула дверь. Что случилось? спросила она, стараясь справиться с раздражением и отыскать в своей душе́ терпение и сострадание, которые, похоже, продолжали спать, тогда как сама она вынуждена была бодрствовать. Что случилось, Арлетта?.. повторила она мягче и, включив стоявшую на ночном столике лампу, присела на край кровати.