Первым из них был труд видного историка и общественного деятеля, секретаря ЦК партии кадетов А.А. Корнилова «Общественное движение при Александре II. 1855 1881 гг.» (М., 1909). В том же году книгу под сходным названием «Освободительное движение в царствование Александра II» и аналогичной направленности опубликовал близкий кадетам Л.Е. Барриве (Гальперин). 1912 год в историографии народничества можно назвать годом Богучарского.
Василий Яковлевич Яковлев (1861 1915 гг.), более известный под псевдонимами «Б. Базилевский» и, особенно, «В. Богучарский», бывший народоволец, затем легальный марксист и, наконец, буржуазный либерал левокадетского толка, в 1912 г. издал две свои книги лучшие из всех вообще исследований о революционном народничестве в досоветской России. Это монография «Активное народничество семидесятых годов»[13] (в ней исследуется борьба народников до возникновения «Народной воли») и другая работа: «Из истории политической борьбы в 70-х и 80-х годах XIX в. Партия Народной воли, ее происхождение, судьбы и гибель».
Наконец, в следующем, 1913 г. увидела свет книга либерального публициста, редактора журнала «Исторический вестник» Б.Б. Глинского «Революционный период русской истории (1861 1881 гг.)».
Концепция Богучарского, Корнилова, Барриве, Глинского, а также их менее проявивших себя единомышленников, в принципе одинакова, с различиями лишь в оттенках: от наиболее радикального среди них Богучарского к наиболее консервативному Глинскому. Вот смысл этой концепции. Народники это благородные и честные люди, которые поначалу стремились к просвещению русского народа мирным путем и почти не отличались от либералов (все различие между ними сводилось к психологии: либералы-де представляли собой рассудительных, но безвольных Гамлетов, а народники волевых, но безрассудных Дон Кихотов[14]). Царизм же, вместо того, чтобы пойти навстречу народникам (и либералам!) «по пути реформ сверху», подверг их жестоким репрессиям и тем самым лишь превратил добряков-народников в злостных революционеров. «В высокой степени безобидное и мечтательное, романтическое и утопическое, писал о движении народников Богучарский, оно в своем революционизме непременно сошло бы само собою на нет, если бы не привычка русских правящих сфер пугаться проявления в стране буквально всякого шороха»[15]. Либеральный демократ М.П. Драгоманов так конкретизировал эту точку зрения: «Если бы знаменитое хождение в народ русских социалистов 1874 1875 гг. совершалось при условиях западноевропейских, т.е. осталось безнаказанным, или было даже судимо и наказано по европейским законам, то значительная часть людей, которые погибли в России или перешли к террористическим теориям и действиям, сами собою обратились бы в постепеновцев»[16]. Но царское правительство своими неоправданными репрессиями «как будто нарочно заботилось создать () обширные кадры революционных деятелей, непрестанно пополнявшиеся»[17].
Так на примере 1870-х годов либералы советовали царизму быть терпимым к «шороху» либерализма, доказывая, что карательные излишества даже либеральных мечтателей озлобляют и делают революционерами, опасными, в первую-то очередь, для самого царизма. Впрочем, одобряя политические (особенно, конституционные) стремления революционеров, либеральные историки осуждали их способ действия: для либералов «красный» террор был такой же «крайностью» слева, какой справа был «белый» террор. «Методы борьбы народовольчества заговор и терроризм как методы совершенно неверные, заключал Богучарский, оказались, конечно, и совершенно несостоятельными на практике»[18]. Эта мысль пронизывает труды всех либеральных историков от Туна до Глинского.
Охранительной и либеральной концепциям противоборствовала третья до 1917 г. концепция в историографии народничества собственно народническая. Она начала формироваться почти одновременно с охранительной концепцией и в противовес ей. Первоначальную основу народнической концепции составили нелегальные издания «Народной воли» программные статьи, прокламации, биографии деятелей партии, следственные показания, судебные речи. К ним добавились изданные в эмиграции сочинения П.А. Кропоткина, П.Л. Лаврова, С.М. Степняка-Кравчинского, Л.А. Тихомирова (до его ренегатства), в первую очередь по значению книги «Подпольная Россия» Кравчинского (1882, Милан) и «Народники-пропагандисты 1873 1878 гг.» Лаврова (1895 1896, Женева)[19].
Сила и слабость народнической концепции заключались в ее революционности. Сами народники, естественно, считали свою идеологию единственно правильной, хотя расходились в тактических и даже программных вопросах. В большинстве своем они (включая Кропоткина, Лаврова, Кравчинского) признавали самой рациональной программу «Народной воли», но террор как способ борьбы считали бесперспективным, при всей его (для России 1870-х годов) исторической обусловленности. Главное же, они разоблачали антинародную сущность и обреченность царизма и, вопреки многоголосой клевете, доказывали, сколь привлекательны революционеры нравственно с их любовью к народу, самоотверженностью, бескорыстием, искренностью. В этом отношении наибольшую роль сыграла «Подпольная Россия» Кравчинского произведение выдающееся по информативности, психологизму и художественной выразительности[20]. Особенно впечатляют в ней т.н. «революционные профили», т.е. 8 ярких портретных характеристик: С.Л. Перовской, П.А. Кропоткина, В.А. Осинского, Д.А. Клеменца, Д.А. Лизогуба, Я.В. Стефановича, В.И. Засулич и Г.М. Гельфман. Лев Дейч, который лично знал каждого из них, свидетельствовал, что их «профили» у Кравчинского «как живые»[21].