Когда он втащил неизвестного внутрь и снял с него химзу, то увидел, что тот был примерно его ровесником можно было дать ему лет сорок с гаком. Раньше, наверное, его можно было бы даже назвать красивым, но перенесенные лишения наложили свой отпечаток на внешность. В темно-русых волосах обильно проступила седина, возле носа залегли глубокие складки, кожа была сероватого оттенка, что очень не понравилось Михаилу. Человек был явно сильно истощен и плохо соображал, что происходит на секунду открыл глаза, непонимающе уставился на своего спасителя и снова потерял сознание. Михаил распахнул дверь и шагнул из тамбура в главное помещение. Дом, милый дом выкрашенные когда-то серой масляной краской стены, в середине сколоченный из досок уже после Катастрофы стол, который по мере необходимости отодвигался к стене, когда в холодное время все ночевали в общем зале; вокруг стола разномастные стулья. Несколько человек, сидевших за столом, тревожно смотрели на него.
Ну и чего вы переполошились, наигранно-бодро сказал врач, прислонив найденного к стене тот все время норовил завалиться на бок. Вот такой сегодня улов. Подлечим, тогда и узнаем, кто и откуда. Лана, Гуля, возьмите мясо, а я этого беднягу в свободной комнате устрою. А где Гарик?
Спит, у него нога опять разболелась, выглянула из соседнего отсека Тина. И, застыв, уставилась на раненого.
Тихая Гуля, как всегда, без лишних расспросов подошла и без видимых усилий потащила в пищеблок тяжелую тушку животного, стараясь не уколоться об иглы, кинув мимоходом взгляд исподлобья на раненого. Что было в этом взгляде страх, жалость?
Это кто? спросил Рустам. В раскосых глазах видна была настороженность, парень явно не понимал, зачем чужака притащили в убежище. Он по-хозяйски обнимал Наташку, которая с любопытством, но без страха разглядывала чужого человека. Джаник на всякий случай держался за спиной старшего брата. А красавица Сакина, как всегда, лишь безмятежно улыбалась, потряхивая черными косичками.
Он умрет? пискнула Ирка.
Конечно, тоном умудренной женщины сказала семнадцатилетняя Наташка. А Максим молча глядел на незнакомца, но в темных, как у матери, глазах плескался ужас.
Это мы еще посмотрим, сказал Михаил. Его раздражала Наташкина самоуверенность, ее стремление оставить последнее слово за собой. Вот и сейчас ведет себя так, словно она умнее всех, хотя, по сути, младше Ирки на несколько месяцев, и не пристало ей корчить из себя всезнайку. Не мог он привыкнуть к мысли, что эта долговязая девчонка тоже его дочь. И дело было не в ее изъяне возможно, в характере, который та явно унаследовала от матери. А скорее всего, в матери и была причина не любил Михаил Тину и жалел о том, что когда-то произошло между ними. Да и не похожа была на отца Наташка. У него нос чуть ли не картошкой, невыразительное лицо и волосы какие-то серые, с обильной проседью. Ей достался от матери прямой носик, красивые русые волосы, которыми она очень гордилась и подолгу расчесывала, заплетая в косы, и большие серые глаза. Можно было бы назвать ее красавицей, если б не ее руки.
Ланка подошла, вгляделась в бледное лицо и вдруг вздрогнула.
Ты чего? спросил Михаил.
Да нет, так. Зябко что-то. Женщина судорожно поежилась. Михаил понимал врет. Неужели она узнала этого типа? И если да, то почему не хочет сказать об этом? Но он уже знал ее и понимал, что если она решила молчать, то выпытывать что-либо бесполезно. Оставалось только ждать.
«Убил бобра не жди добра», сжав зубы, напомнил себе он.
Неизвестный не спешил приходить в себя. Словно истратил все силы на то, чтобы сюда добраться и измученный организм отомстил. Михаил в глубине души побаивался, что тот может и вовсе не оправиться. Нельзя сказать, чтобы это его особенно огорчало, но в таком случае не стоило и тащить бедолагу в убежище.
Дежурили возле него все три женщины бункера по очереди. Но Михаил заметил, что Тина делала это охотнее других, и даже, как ни странно, иной раз сама вызывалась подменить на дежурстве Гулю мол, та куда лучше управляется на кухне, потому грех отрывать ее от приготовления пищи. Это заставляло задуматься Тине прежде такая забота о ближних была совсем не свойственна.
Гуля, наоборот, под любыми предлогами старалась отвертеться от обязанностей сиделки и это тоже было удивительно. Больной был в беспамятстве и особого ухода не требовал, разве что иногда надо было поить его водой или бульоном и давать лекарства. Потому, по мнению Михаила, сидеть возле него было не в пример легче, чем управляться по хозяйству. Еще туда часто заглядывал Максим, и это лекарю совсем не нравилось. Мальчик слишком большой интерес проявлял к внешнему миру, это пугало. Он еще не понимал, что безопасность здесь, а там, снаружи, одни беды.
Ну, как наш раненый? спрашивал Михаил сына. Он и сам осматривал беднягу по несколько раз в день, но вдруг мальчик застанет тот момент, когда больной придет в себя.
Никак. Иногда шепчет что-то.
И что?
Непонятное. Про какого-то фараона Это ведь древние цари, да, папа? Те, что жили в пирамидах? Помнишь, ты рассказывал
М-да, кто о чем, буркнул себе под нос Михаил. Не жили они в пирамидах, их там хоронили. Однако, крыша у людей едет капитально. Кто на Моране-смерти заклинился, а этот на фараонах съехал Ладно уж как те, на древних славянах Он кивнул в ту сторону, где находилась Сетуньская крепость. А фараоны-то тут при чем?