Михаил снова вздохнул. Значит, в метро по-прежнему грызутся. Он так и думал там, где собирается много народу, ничего хорошего не жди. Вот здесь у них другое дело. С тех пор как не стало дяди Гены, в котором, несмотря на добрую улыбку, чувствовалось все же что-то акулье, в бункере, по мнению Михаила, жила словно бы одна большая и дружная, трудолюбивая семья, состоящая из нескольких взрослых и детей те даже называли всех женщин мамами. Вот только Тина Тина портит картину, подумал он. Надо же, в рифму получилось. Но в сущности и Тина не такая уж большая проблема, зато какие у них выросли дети! Конечно, бледные, тощие, но на удивление здоровые и сообразительные кроме, разумеется, Сакины. Но она такая милая девочка, что невольно забываешь о ее ущербности. Взрослые постарались привить детям понятия о добре и зле и, кажется, это им удалось. А что те дерутся иногда ну как без этого? Они с Ланкой в детстве тоже нередко дрались, это проходит со временем. Зато здесь, вдали от суеты и соблазнов, неизменно сопутствующих большому скоплению народа, видя перед собой только положительные примеры родителей, молодежь вырастет их достойной сменой. И возможно, сумеет положить начало новому сообществу, основанному на справедливых принципах. Когда-нибудь радиационный фон снизится и они смогут выйти на поверхность и будут бережно относиться к тому, что им достанется. По правде говоря, им чуть ли не все придется начинать с нуля. Зато экология будет не в пример лучше теперь, когда все производство встало и некому больше засорять окрестности, и даже вода в Сетуни из бурой вновь стала прозрачной.
И глядя сейчас на пришедшего в себя неизвестного, глава бункера уже прикидывал, что надо по возможности меньше подпускать к нему детей.
Не волнуйся. Здесь тебе плохого не сделают, мягко сказал он. Мы тебя нашли раненого.
Это лемуры, пробормотал тот. Они сначала ласковые такие а потом как прыгнут.
Не волнуйся. Здесь тебе плохого не сделают, мягко сказал он. Мы тебя нашли раненого.
Это лемуры, пробормотал тот. Они сначала ласковые такие а потом как прыгнут.
Михаил поморщился.
Как тебя зовут?
Тот нахмурился, словно не мог вспомнить.
Стас, нехотя проговорил он, когда Михаил уже думал, что не дождется ответа. Станислав Барханов.
Ты из метро? спросил врач. В душе он все-таки надеялся на положительный ответ это было бы меньшим злом.
Нет, бери выше, слабым голосом проговорил тот. И в ответ на недоуменный взгляд Михаила пояснил:
Я с Рублевки.
У Михаила отвисла челюсть. Только этого еще не хватало.
Есть ли жизнь за МКАДом? задумчиво пробормотал он, пытаясь собраться с мыслями. Науке об этом ничего не известно. И откуда же ты конкретно, если не секрет? Рублевка, как известно понятие растяжимое.
Вновь припомнилась тайна, которая тяжким грузом лежала на душе. Тайна, которую врач не хотел доверять никому. И грешным делом, он на секунду подумал, что гость тоже из тех. Грозились же они прислать кого-нибудь по его душу. «Может, пришло Михаилу в голову, это все постановка? Охотники на людей решили, что лучше действовать хитростью? Подбросили своего лазутчика, чтобы я своими руками притащил его в бункер? А потом тот откроет двери своим изнутри и те перебьют нас, как кроликов? Рискованная затея. Ведь я мог пристрелить неизвестного. Или они знали, что я сейчас едва ли не единственный охотник? А что я лекарь, я сам им сообщил, и расчет был на то, что врач не станет убивать? Да ведь они и жизнями своими не особо дорожа, если их послушать. Для них это азартное развлечение, а риск лишь добавочный адреналин».
Известие насчет Рублевки ничего не проясняло, надо было сперва вникнуть, что это такое и чем грозит.
Меня оттуда выгнали, уточнил гость.
Откуда оттуда? Что там вообще происходит?
Там фараон. И слуги его опричники хреновы. Сатрапы. Гость тяжело дышал, Михаилу показалось, что он опять бредит.
Какой фараон?
Рамзес первый.
Михаил пощупал лоб несчастного.
Давай-ка я тебе укол сделаю, поспишь. Проснешься и мозги на место встанут.
Не надо! вдруг дико заорал тот, увидев, как Михаил приближается к нему со шприцем. Рванулся было и тут же вновь бессильно рухнул на койку. Михаил быстро протер место укола ватой, смоченной в спирту. Спирта пока было много, принесли изрядный запас из аптеки неподалеку, и врач держал его у себя под замком. В основном от Гарика женщины, к счастью, алкоголем не интересовались, а подросшему Рустаму воспитание не позволяло. Михаил никогда не задумывался, чему его учит Гуля, воспитывает ли в вере своих родителей, но какие-то понятия парень словно впитал с молоком матери.
После укола раненый расслабился, сонно зевнул, вытянулся на кровати.
Гасты вам еще покажут, гады, пробормотал он и отключился. Михаил вздохнул и вышел из медотсека.
Ну как? Рассказал что-нибудь? спросила Тина, встретившаяся ему в бетонном коридоре. Она выглядела усталой и осунувшейся, прямой нос заострился, волосы свисали вдоль лица унылыми прядями.
Врач покачал головой.
Чушь какую-то несет. Про фараона Почему так много съехавших вокруг?
Вопрос был риторическим. Михаил и сам понимал тонко устроенная человеческая психика давала сбой в новых условиях. Его, скорее, интересовало другое как несчастный безумец ухитрился выживать двадцать лет после Катаклизма? Или у него крыша поехала только недавно? Ладно, вот очнется опять и они все узнают. Если очнется