Надпись гармонирует с рисунком, похвалил я с видом знатока.
Почему я рассказала вам об Артемидоре? внезапно спохватилась Руфь. Ума не приложу. Это чисто детская выдумка, в которой я не призналась даже отцу. Выходит, я сердцем чувствовала, что вы меня поймете? вопрошала она, лаская меня взглядом.
Я знаю почему, Руфь, прошептал я со всей страстью. Потому что я люблю вас больше всех на свете, я с самого начала полюбил вас, и вы ощутили это и назвали симпатией.
Она вспыхнула, потом побледнела и посмотрела на меня растерянно, почти с испугом.
Что такое, дорогая? забеспокоился я. Я смутил вас? Простите, пожалуйста. Мне следовало сдерживаться, но я и вправду люблю вас. Вы милая, прелестная девушка. Неужели вы осуждаете меня за мои чувства?
Нет, не осуждаю, робко произнесла она, но мне не следовало всего этого допускать; у нас ничего не выйдет, Поль. Между нами не может быть ничего, кроме дружбы.
Будто чья-то холодная рука схватила меня за сердце леденящий страх, что я теряю все самое дорогое, наполняющее мою жизнь смыслом.
Почему? спросил я. Разве боги благоволят кому-то другому?
Нет, помотала она головой, совсем не то.
А что? Вы меня пока не любите? Не беда. Рано или поздно вы ответите мне взаимностью, а я стану терпеливо ждать, как Иаков Рахиль, если только вы не прогоните меня решительно и бесповоротно.
Она сжала губы, словно испытывала физическую боль, опустила глаза и прошептала:
Есть препятствие, увы, непреодолимое. Но раскрыть вам эту тайну я не могу.
Руфь, милая, неужели все так печально? Я не желаю от вас отказываться. Вы ведь не лишите меня надежды?
Мне жаль вас огорчать, но давайте пока не будем встречаться. Если со временем вы меня простите, мы возобновим дружбу.
Простить вас? опешил я. Да вы ангел, сошедший с небес! Что бы ни случилось, вы мой самый бесценный друг на свете.
Спасибо, Поль. Вы безгранично добры ко мне, а теперь отпустите меня. Мне хочется уединения.
Она изменилась в лице, задышала тяжело и часто, пальцы ее задрожали. Ничего не понимая, я машинально спросил:
Мне нельзя проводить вас?
Нет! Губы ее скривились, и она едва сдержала рыдание. Ради бога! Я пойду одна. Так нужно. Не терзайте меня!
Хорошо, Руфь, но если препятствие, которое нас разделяет, исчезнет, дайте мне знать, умоляю вас! Помните, что я буду любить и ждать вас хоть до могилы.
Она сжала мою руку и сквозь слезы прошептала:
Да, я обещаю. Прощайте.
Я долго следил через распахнутую дверь, как Руфь уходила, и видел ее отражение в зеркале на площадке, где моя возлюбленная остановилась и вытерла глаза.
Глава 17
Палец-обвинитель
Что я делал дальше, помню плохо: кажется, бесцельно шатался по улицам, пока не спохватился, что давно пора в амбулаторию. Остаток дня прошел, как в тумане, а около восьми часов, когда я сидел в кабинете, убеждая себя, что готов к неизбежному, в дверь постучали, и посыльный подал мне запечатанный пакет. При виде знакомого почерка в висках у меня застучало, глаза застила пелена, так что я вместо обычной своей подписи еле нацарапал на бланке какую-то безобразную закорючку. Едва я остался один, как запер дверь изнутри, вскрыл пакет и, вынимая письмо, выронил на стол крошечную коробочку. Коротенькое послание я прочел несколько раз с чувством осужденного, которому сообщили об отсрочке казни.
«Дорогой Поль, простите меня, что я ушла сегодня так внезапно и оставила Вас в крайнем расстройстве. Я немного успокоилась, шлю Вам привет и умоляю не переживать. Прошу од одном: если Вы меня любите, не выпытывайте то, о чем я не хочу говорить. Мне горько, что я не отвечаю Вам взаимностью и что я так и не отблагодарила Вас за все добро, которое Вы для меня сделали. Мне и моему отцу, который очень к Вам расположен, будет Вас не хватать, но нам лучше не встречаться, пока не восстановятся наши прежние отношения, если, конечно, это когда-нибудь случится.
Посылаю Вам кольцо, которое мне подарил дядя. У Вас, я заметила, тонкие пальцы, и Вам оно наверняка подойдет. Во всяком случае, сохраните его на память о нашей дружбе. На нем изображено Око Озириса мистический символ, к которому я, как и дядя, испытываю сентиментально-суеверное пристрастие. Дядя также носил на груди ярко-красную татуировку Око Озириса. Оно обозначает, что великий судья мертвых смотрит с неба на людей и следит, чтобы справедливость и истина всегда побеждали. Поручаю Вас Озирису; да будет его Око на Вас, и да сохранит Вас в отсутствие Вашего любящего друга
Руфи».«Хорошее письмо, подумал я, спокойное и сдержанное, как и его автор, но малоутешительное, хотя в нем и сквозит искренняя привязанность».
Я отложил его и, раскрыв коробочку, стал рассматривать кольцо. Да, это была копия, но очень точно передававшая уникальность оригинала; к тому же кольцо напомнило мне дарительницу. Нежное и тонкое, оно, изготовленное из золота, серебра и инкрустированное красной медью, поражало неповторимой изысканностью. Едва я надел его на палец, изящный глазок из голубой эмали взглянул на меня так ласково, что я ощутил себя в магической власти древнего суеверия.
Мне повезло, что в тот вечер на прием не пришел ни один пациент, и я сумел написать Руфи длинный ответ. Приведу лишь концовку: