Сейчас, в предвечернюю жару, я попробовал было побродить по медицинским веб-сайтам, хотя сердце к этому не лежало. Я встал и распахнул обе створки стеклянной двери на террасу. На столе шумно трудился вентилятор, безуспешно пытаясь разогнать тяжелый, застоявшийся воздух. Даже при открытой двери разница была чисто психологической. Я бездумно смотрел в сад, аккуратно прибранный и опрятный, и только как и все остальное в округе кусты и трава блекли и высыхали чуть ли не на глазах. Сразу за границей сада начиналось озеро Манхэмуотер, так что от неизбежного зимнего паводка нас обычно защищала лишь низенькая насыпь. У крошечной пристани на воде болталась старая парусная шлюпка. Генри торжественно именовал ее морским вельботом, хотя лишь такие плоскодонные лодки и могли подойти для столь обмельчавшего озера. Да, до пролива Те-Солент с его яхтенными гонками нашему озеру ох как далеко. Впрочем, нам обоим нравилось иногда выйти на воду, пусть даже в отдельных местах тут слишком мелко, а камыши растут совершенно непроходимой стеной.
Сегодня, увы, нет никаких шансов поднять парус. Стоял такой штиль, что даже не было ряби. С моего места удавалось разглядеть только дальние камышовые заросли, гребенкой отделявшие озеро от неба. Тишь да гладь, подлинная водяная пустыня, которая могла казаться как умиротворяющей, так и унылой. Все в зависимости от вашего настроения.
Сейчас ничего умиротворяющего я в ней не видел.
Я так и думал, что это вы.
Я обернулся и увидел, как в комнату въезжает Генри.
Да так, кое-какой порядок навожу, сказал я, отрываясь от своих далеко забредших мыслей.
У вас тут как в печке, проворчал он, остановившись перед вентилятором. Если не считать ног, Генри мог бы сойти за пышущего здоровьем теннисиста: соломенные волосы, загорелое лицо, живой взгляд.
И что там такое про мальчишек с мертвецом? Дженис только об этом и говорила, когда занесла обед.
По воскресеньям Дженис обычно приносила судок с тем, что готовила лично себе. Генри настаивал, что в состоянии сам варить обед по выходным, но я заметил, что он редко выкладывается в полную силу на кухне. Дженис прекрасная повариха, и я подозревал, что ее чувства к Генри не ограничиваются чисто деловыми отношениями хозяина и простой домработницы. Мне представляется, что ее неодобрительное мнение о покойной жене Мейтланда объясняется по большей части ревностью, тем более что Дженис не замужем. Несколько раз она даже бросала намеки на кое-какие скандальные слухи, однако я дал ясно понять, что мне это неинтересно. Пусть даже супружеская жизнь Генри и не была той идиллией, какой она ему представлялась сейчас, я не желал принимать участия в посмертном перемывании косточек.
Ничего удивительного, что Дженис уже знала про мертвеца. Должно быть, половина поселка гудела слухами.
Это в Фарнемском лесу, ответил я.
Наверное, кто-то из горе-натуралистов. Обвешаются рюкзаками и тащат их как муравьи, да еще в такое пекло.
Наверное
Моя интонация заставила Генри вздернуть брови.
То есть как? Неужто убийство? То-то развлечемся!
Его веселье поутихло при виде моего насупленного лица.
Я, видно, поторопился с шутками
Я рассказал ему про свой визит в дом Салли Палмер, втайне надеясь, что сегодняшние события, облеченные в слова, станут от этого менее реальными. Увы, надежда не оправдалась.
Боже мой, мрачно изрек Генри, когда я закончил. И полиция считает, это она?
Напрямую ничего не сказали ни да ни нет. Наверное, не могут пока решить.
Боже милосердный, что творится на этом свете
Может, это вовсе и не она.
Конечно, не она, тут же подхватил Генри. Но я видел, что он верит в это не больше моего. Что ж, не знаю, как вы, а я бы не отказался от стопочки.
Спасибо, я пас.
Решили оставить место для «Барашка»?
«Барашком» здесь звали местный паб «Черный ягненок». Я часто бывал в этом единственном на весь поселок кабачке, хотя нынешним вечером, подозревал я, мне не захочется присоединиться к главной теме обсуждения.
Да нет. Думаю сегодня просто посидеть дома, ответил я.
Мой дом, дряхленький каменный коттеджик, стоял на краю поселка. Я купил его, когда окончательно стало ясно, что останусь здесь дольше чем на шесть месяцев. Генри уверял что был бы рад предоставить мне кров у себя, и, Бог свидетель, его «Банк-хаус» действительно огромен. В одном только винном погребе мог бы целиком поместиться мой коттедж. Но к тому времени я был готов начать обживать свое собственное гнездо, почувствовать себя пустившим корни, а не просто временным постояльцем. И пусть даже мне нравилась новая работа, жить с ней вместе я не хотел. Бывают такие моменты, когда тянет закрыть за собой дверь и надеяться, что хотя бы несколько часов не будет звонить телефон.
Как раз такие чувства я испытывал сейчас.
Навстречу моему автомобилю тянулась немногочисленная вереница людей, идущих на вечернюю службу. При входе в церковь стоял Скарсдейл, приходский священник. Пожилой суровый человек, который, признаться, не вызывал у меня теплых чувств. Он, однако, занимал свой пост много лет, и за ним шла пусть небольшая, но преданная паства. Из окна машины я помахал Джудит Саттон, вдове, жившей под одной крышей с великовозрастным сыном Рупертом, толстым увальнем, который всегда тащился на два шага позади своей властной матери. Джудит о чем-то беседовала с супругами Гудчайлд. Эта пара, Ли и Маржери, являла собой классический пример четы ипохондриков, постоянных пациентов нашей амбулатории. Я даже испугался, что сейчас меня остановят на импровизированную консультацию. В Манхэме не признавали за врачами права на нормированный рабочий день.