Хирурги не всегда имеют возможность заглянуть пациенту в душу, у них просто нет на это времени, продолжал психолог, держа перед собой чашку на блюдце. А ведь порой недостаточно лечить только тело. Больная душа просто не даст ему возможности поправиться. В конце концов, болезнь это сигнал о проблеме, о том, что, возможно, что-то не в порядке.
Я невольно поморщилась иногда Иващенко, что называется, «заносило», и он начинал нести какую-то антинаучную, с моей точки зрения, ерунду. Такое впечатление, что перечитал статусов в какой-нибудь соцсети.
Иван Владимирович, может, вы зайдете в седьмую палату? попросила я, чтобы он не забрался совсем уж в дебри. Мне было бы интересно послушать ваше мнение.
История на посту?
Нет, у Василькова, он лечащий врач.
Хорошо. Аделина Эдуардовна, скажите, а как попал в клинику доктор Авдеев?
Так, а вот и причина визита. Значит, сегодня у него была первая беседа с новым хирургом, и что-то там пошло не так, раз Иван не стал дожидаться второй и пришел ко мне.
По рекомендации.
А конкретнее?
Басалаев порекомендовал, это его приятель, учились вместе. А что?
Пока рано делать выводы, но мне показалось, что у Авдеева есть проблемы.
Ой, покажите, у кого их нет!
Но обычно люди на сеансе у психолога говорят о них, а не пытаются сделать вид, что это не так.
Бросьте, Иван Владимирович. Вы же первый и являетесь довольно яркой иллюстрацией того, что не все и не всегда склонны говорить о своих проблемах.
Иващенко покраснел, вспомнив, как сам признался мне в том, что его пациентка выбросилась из окна, только в тот момент, когда ситуация повторилась уже в моей клинике. К слову, это была моя подруга Оксана, которой Иващенко потом здорово помог, словно компенсируя себе то, первое, самоубийство пациентки.
Здесь немного другой случай. Мне кажется, корни его проблем лежат в детстве.
Типичная реакция психолога, улыбнулась я. Во всем, что с нами происходит, виновато наше детство.
Не совсем так. Но в ситуации Авдеева именно в детстве случилось что-то, о чем он до сих пор не хочет говорить. И это его гнетет. Но говорить об этом Авдеев не хочет.
Может быть, ему просто нужно время? Все-таки новый коллектив, новые условия работы, да и специализацию он получил не так давно, переквалифицировался с кардиохирургии. Кстати, а вам не кажется странным такой поворот? вдруг спросила я, глядя на Иващенко в упор. Проработать несколько лет в такой перспективной области, считаться одним из лучших и вдруг взять и уйти в пластику?
История знает массу примеров, улыбнулся Иващенко. Да вот хотя бы супруга вашего взять.
Матвей был общим хирургом.
А я не об этом. Ведь он был блестящим пластиком, насколько я понял из разговоров в ординаторской. К сожалению, я мало знаком с вашим супругом, чтобы знать его с профессиональной точки зрения. Но коллеги-то врать не станут. И променять практическую деятельность в области, где у тебя все было отлично, на преподавательское кресло в академии Иващенко развел руками. Тоже странно, правда?
У меня внутри снова всколыхнулось то, что я так старательно давила все два года с того момента, как Матвей после ранения в грудь принял решение больше к столу не вставать. Надо же только на днях об этом думала, кажется, даже сегодня с утра
Это решение не было спонтанным. Физическое состояние не позволило продолжать работать, потому Матвей и ушел.
Но вам-то это кажется неправильным?
При чем тут мое мнение? Он взрослый человек, вправе выбирать, где работать и кем.
Вы лукавите, Аделина Эдуардовна, уличил меня психолог, и я подумала, что все время в наших разговорах забываю о его специальности. Врать я умею довольно плохо, и ему не составляет большого труда эту ложь заметить. Вы до сих пор не можете смириться с тем, что супруг бросил то, что получалось у него практически безупречно. Вам кажется, что принятое им решение неверно, и вы подсознательно пытаетесь повлиять и заставить его изменить.
Ну, неправда! Я ничего не пытаюсь изменить, да это и бесполезно. Матвей так решил мне осталось только принять.
Принять да, но смириться Иващенко покачал головой. Смириться с тем, что лично вы считаете неправильным, вам, Аделина Эдуардовна, никак не удается.
Я вдруг разозлилась. Манера Ивана вот так бесцеремонно порой влезать в мою голову во время разговоров за чашкой кофе раздражала с первого дня, я неоднократно просила его не превращать наши беседы в сеансы психоанализа, но Иващенко нет-нет да и забывался, что вызывало у меня приступы гнева и паники одновременно. Как будто я боялась, что почти прозрачные глаза психолога видят меня насквозь, а это крайне неприятно.
Иван Владимирович, начала я, закипая.
Иващенко уже довольно хорошо меня изучил, а потому поднял вверх руки:
Я понял, Аделина Эдуардовна. Закругляюсь. А насчет Авдеева думаю, мне удастся со временем его разговорить.
Постарайтесь. Будет жалко, если из-за каких-то детских травм мне придется попрощаться с перспективным хирургом.
Иващенко поднялся с дивана, забрал обе чашки и поднос и покинул кабинет, оставив меня вновь давить в себе негодование, досаду и что греха таить обиду на Матвея за принятое пару лет назад решение.