«Мы с двоюродным братом Виктором, вспоминает старожил Яхромы В.А. Исаев, взяли с собой необходимое на первое время, и пришли к отцу в ФЗУ. Там стоял батальон мотоциклистов с одной пушкой. Немцы уже рядом. Один боец вышел, вскоре вернулся и сообщил, что там немцы. Нужно было срочно уходить. Мотоциклисты поехали в сторону больницы, до самой церкви. Развернулись, сделали несколько выстрелов и быстро уехали к Москве. А мы, человек 15, пошли к железнодорожному мосту»[207].
«Срочно уходить» нужно было, конечно, гражданским лицам, а вот поведение военных, мягко говоря, непонятно. Правда, в донесении командира 11-го мцп, о котором идет речь, картина выглядит не столь неприглядно: «28.11.41 г. под сильным напором противника и огня с танков и минометов в 10.45 отошел с района обороны Пролетарский поселок (Яхрома) и занял оборону южнее в 1 км Яхрома, где и оборонялся до 9.00 29.11.41 г.» [208]. Справедливости ради надо сказать, что уже 18 ноября в полку оставалось только сто бойцов и командиров[209] (а 29 ноября их было уже только 83). Поскольку силы немцев первоначально были не очень значительны, даже эта сотня бойцов могла бы оказать более существенное влияние на ход боя. Однако для этого надо было наладить взаимодействие меду частями 1-й УдА и 30-й А, которого, похоже, не было.
Г. И. Хетагуров возлагает ответственность за слабую оборону Яхромы на командира 29-й бригады, который при смене частей собирался поставить вместо 923-го сп только один батальон и батарею 76-мм. Полковник Хетагуров не посчитал замену равноценной (хотя по численности свежий батальон наверно не уступал побывавшему в боях полку) и якобы предложил временно оставить на позиции и 923-й сп (правда, только до утра). Но командир бригады проявил беспечность и, сославшись на приказ своего командующего, не захотел даже доложить ему о таком подарке[210]. Однако, во-первых, сам срок предполагаемой задержки полка наводит на мысль, что такое предложение можно делать в случае, если заранее известно, что произойдет следующим утром и, возможно, оно существует только в мемуарах. Во-вторых, в действительности 923-й сп находился на позициях перед Дмитровом, и вряд ли эта мера могла улучшить ситуацию в 7 км южнее.
В 7.30 немецкая танковая рота под командованием Хорста Орлоффа, шедшая во главе атакующих, достигла моста и переправилась через него, за ней следовала рота мотопехоты. Еще одна рота, следовавшая в хвосте, закрепилась на высотах, находящихся перед городом[211], а на восточном берегу противник, даже имея весьма ограниченные силы, но опираясь на помощь танков, попытался расширять плацдарм.
«Без поддержки своего тяжелого вооружения, которое не могло следовать так быстро, храбрые стрелки атаковали гряду высот на восточном берегу. Штурмовали с ручными гранатами, и холодным оружием. Первые окопы русских были достигнуты. Некоторые защитники хотели сдаваться, они вышли с поднятыми руками из своих нор, но были расстреляны своими же сзади. Когда стрелки были в атаке на восточном берегу, на позицию на железнодорожной линии выехал бронепоезд»[212].
Это был не первый бой командира бронепоезда старшего лейтенанта Федора Дмитриевича Малышева и части его подчиненных. Отдельный бронепоезд войск НКВД N73 воевал в начале войны в Белоруссии и погиб при обороне Березины. Командир сумел выйти из окружения с уцелевшей частью экипажа. Позднее была получена новая материальная часть. В ночь на 28 ноября бронепоезд стоял на станции Вербилки. Ранним утром Ф.Д. Малышева вызвали к селекторному переговорному пункту, и генерал-лейтенант В.И. Кузнецов приказал немедленно выдвинуться навстречу прорвавшемуся через канал противнику и остановить его продвижение.
Ф.Д. Малышев, командир бронепоезда 73.
В 8.30 бронепоезд (в середине состава бронированный паровоз, по обе его стороны мото-броневагоны, сзади и спереди по контрольной платформе) вышел на перегон Дмитров Яхрома. Обычно дальше в описаниях боя присутствуют примерно такие фразы: «Бронепоезд рванулся навстречу фашистским танкам. Вот они показались, меченные крестами. Четыре 76-миллиметровые пушки с двух бронеплощадок открыли огонь»[213]. Нечто подобное спустя 25 лет написал и сам командир бронепоезда [214]. Однако он не рассказал, что где-то на пути к мосту надо было остановиться, чтобы выгрузить два бронеавтомобиля (один на железнодорожном ходу) и послать их в разведку (оба броневика были потеряны в этом бою[215]). Кроме того, был высажен десантный взвод, который ехал на одной из контрольных платформ, а головной самоходный мотоброневагон отцеплен от состава. Командир бронепоезда впоследствии утверждал, что он пустил его по параллельному пути. Но сделать это можно было, только переводя стрелки. Однако Мария Тимофеевна Литневсая (в замужестве Барсученко), которая и выпустила бронепоезд на перегон, очень хорошо помнит, что он прошел последнюю стрелку в «собранном» состоянии.
Десантный взвод продолжал вести бой, даже когда бронепоезд довольно быстро был выведен из строя. Выйдя на прямой участок железной дороги ввиду моста, он очутился на невыгодной позиции. Из его четырех орудий прямо вперед, там, где находились переправившиеся через канал танки, могло стрелять только одно. Остальным не позволяли вести огонь боевые рубки в центре броневагонов и паровоз. Орудия могли обстреливать в лучшем случае подъезд к мосту с запада и тем самым препятствовать подходу подкреплений. Поэтому, сколько бы ни было в эту минуту на восточном берегу немецких танков (а их было в роте не более десятка), число орудийных стволов у противника было в несколько раз больше.