Мать находила дорогу там, где не было никаких тропок, вела девочку по мощенным среди топи гатям, в обход бурелома. Но вот она остановилась и взяла Яру за плечи.
Дальше мне нельзя, ты одна ступай. Вот туда, она показала рукой, увидишь глубокий овраг, стало быть, близка уже Навь. Спускайся и иди, пока не увидишь высокий тын
А на нем головы человечьи?
Как ни крепилась Яра, но сейчас, когда мать вот-вот готова была опять оставить ее одну, да еще среди дремучего леса, ей вновь захотелось плакать.
Там коровьи черепа, шепнула мать, будто украдкой, хотя кто здесь мог их слышать. Не бойся. Навь нужно знать, а не бояться. Для знающего человека страха нет.
Там коровьи черепа, шепнула мать, будто украдкой, хотя кто здесь мог их слышать. Не бойся. Навь нужно знать, а не бояться. Для знающего человека страха нет.
Но я не знаю ничего! Яра в отчаянии вцепилась в ее белую свиту с широкой красной полосой.
Пока что за тобой бабки приглядят. В роду у нас мудрых матерей довольно их мудрости тебе на первое время хватит. Увидишь мышку угости ее чем-нибудь, значит, бабки пришли. А дальше будешь учиться и знание придет. Главное, учись прилежно и никогда уже не будет тебе страшно. Ведь страх он от слепоты, а вежество очи в душе отворяет.
Мать прижала к себе девочку, поцеловала в лоб, повернула и легонько подтолкнула. Яра обернулась, но лицо ее спутницы стало строгим. И вдруг ясно вспыхнуло понимание это не мать, это совсем другая женщина! Пусть и похожая, но другая! Недаром же все в Хотимирле называют ее Кариславой, а раньше она была Даромила И это открытие так напугало Яру, что она вновь повернулась и поспешила вперед.
Шагов через десять она обернулась но на том месте, где они простились, уже никого не было.
Белый свет, мир живых, покинул Яру. Кругом расстилался темный лес межа Нави, мира мертвых. Навь ждала ее, желала службы, обещала одарить мудростью.
«Только не стой! вспомнились наставления по пути сюда. Нужно непременно вперед идти».
Стоять на месте было страшно: стоило замереть, и начинало казаться, что тебя вовсе нет. И Яра отважно пустилась вниз по склону глубокого оврага туда, где ждала ее загадочная, жестокая и щедрая Навь
Подойдя к опушке, из-за хорошо знакомого куста лещины Яра выглянула на поляну. Так рано здесь редко кто бывал, но если возле Перунова камня обнаруживались люди, Яра не показывалась, давая им время уйти. Иное дело, если у камня ее ждала Карислава она нарочно приходила сюда порой, чтобы повидать Яру. Подходя к кусту, Яра всякий раз выглядывала на поляну с теплым чувством ожидания а вдруг?
Кариславу Яра видела нередко и не замечала перемен, точнее, свыкалась с ними в той же мере, в какой они приходили, и не замечала, что свыкается. Да и в Кариславе она смотрела на что-то куда глубже сокрытое, чем глаза и брови, когда-то сделавшие для нее вуйку точным подобием матери. Иначе Яру позабавило бы наблюдение: она сама в пятнадцать лет стала почти такой же, какой была Карислава в первый год замужества, а Карислава тем временем приобрела более сильное сходство с той Даромилой, своей старшей сестрой, которую Яра когда-то потеряла. За эти семь лет Карислава выносила троих детей, и теперь у нее росли сын и две маленькие дочки. А Яра осознала, что мачеха-вуйка старше ее всего на семь лет, и теперь смотрела на нее скорее как на сестру, чем как на мать.
Матерью она за эти годы привыкла считать Толкун-Бабу, хотя уже знала: по человеческому счету та приходится ей прабабкой.
Но Карислава приходила к Перунову камню всего три дня назад. Выглядела она немного смущенной, то и дело принималась смеяться, но Яре казалось, что за смехом та пытается скрыть досаду.
Отец Будимку из дому прогнал! созналась она наконец, когда Яра уж слишком к ней пристала. Выдумал, будто ой, не могу она опять засмеялась и закрыла рот рукой.
Да что? теребила ее Яра.
И что ему на ум взошло выдумал, будто Будимка глаза пялит
Куда?
Что это ты, говорит, с матери глаз не сводишь
С чьей? не поняла Яра. С бабы Жданы?
С меня! Не тебе, говорит, на мачеху слюни пускать, когда она тебе по крови та же мать родная
Зачем слюни пускать? Яра ничего не понимала.
Женить тебя рано, отец говорит, так ты уж себя помни, а не то зашлю тебя в лес к волколакам еще года на три, вовсе домой показывать не велю, ни летом, ни зимой!
Куда Будимке жениться! изумилась Яра. Он ведь дитя еще!
Не такое уж дитя. Тебя на год моложе. Иных женят в его годы и он бы справился, пожалуй! Меня уже ростом выше.
Своего единственного родного брата Яра не видела все эти семь лет. Тому, что ему потребуется знать, он обучался у деда Лукомы. В памяти сестры сохранился расплывчатый облик кудрявого мальчика; мысль о том, что он может жениться или пылать к кому-то похотью, казалось нелепой, но раз Карислава говорит Божечки, да ведь ему пятнадцатый год!
И что он?
Ушел к лесным. Разобиделся, Карислава опять засмеялась. Ну и к лучшему. Пусть опомнится.
Так он что взабыль Яра смутилась и растерялась.
Так он что взабыль Яра смутилась и растерялась.
Я-то баловать не дам, я не из тех мачех, что от старого мужа на его сынка молодого зарятся! строго сказала Карислава и приосанилась.