К весне наконец заключили мир: малые князья и великие бояре Поозёрья заново принесли клятвы покорности, а в подкрепление ее у всех забрали старших детей в тальбу и отослали в Киев.
Велебран в ту зиму больше не увидел родного дома: его увезли на юг прямо из Остров-града. Талей, с два десятка отроков и девиц, посадили на лодьи, на которых везли в Киев собранную с северных Ингоревых владений дань, по большей части шкурки бобров и куниц. Путь по воде вверх по Ловати, потом через волоки до Днепра, потом вниз по Днепру продолжался целый месяц. Все это время Велебу мерещилось, что он путешествует через тот свет все дальше уходил родной дом, земля, с которой он был связан каждым своим вздохом, та береза, под которой его однажды покормила вила. Казалось, в отдалении от всего этого так же невозможно дышать, как под водой, и он невольно удивлялся, что еще жив. Так дивно было видеть вокруг незнакомые места, леса, реки, селения Каждый день встречать совсем новых людей которых не видел никогда раньше и не увидишь впредь. Будто это и не люди, а листья, несомые ветром мимо тебя.
Киев поразил его высотой своих гор, обилием разбросанных по склонам и внизу дворов. Давно уже поселение перестало помещаться в укрепления на вершинах, выползло оттуда, как тесто из дежи, белой волной растеклось по склонам и берегу. Казалось, в этой теплой, светлой земле никто ничего не боится взгляд свободно улетал в зелено-голубую даль над Днепром, грудь вдыхала весь простор до небокрая, мысль сама собой устремлялась туда же. Здесь была вершина земли, середина людского мира. Понятно, почему русы тянутся сюда из своего прежнего гнезда Остров-града, что на Волхове не первый век уже олицетворял высшую власть. Почему рожденный в Остров-граде Ингорь отправился сюда и здесь нашел свой истинный стол.
И тут был еще вовсе не край света. Шкурки, привезенные из северных земель, сотни долбленок, присоединенных к обозу в Свинческе, вскоре отправятся с Ингоревыми людьми дальше вниз по Днепру, за Греческое море.
А талей гриди повели от пристани у Почайны вверх, на Гору, как здесь называли княжий двор. Ввели в просторную палату. Такие же резные столбы, щиты и оружие на стенах Велеб видел и в Остров-граде, но здешняя гридница была еще больше. В дальнем конце стояло возвышение, а на нем сидели двое: мужчина и женщина. В мужчине Велеб признал самого Ингоря киевского видел его издали, в день зимней битвы, когда погиб Селимир. Ничем на первый взгляд не примечательный мужчина: среднего роста, лицом не сказать чтобы красив. Но твердый взгляд серо-голубых глаз сразу говорил: этот человек привык добиваться своего. В нем чувствовалась такая сила духа, и при ней непримечательная внешность теряла значение.
Зато женщина слева от Ингоря была так хороша, что перехватывало дыхание. Едва взглянув ей в лицо, Велеб замер, пораженный. Эти глаза дивного зеленовато-серого цвета, с голубым отливом В них соединились красота неба и мощь земли, зелень трав, прохлада воды, блеск солнечного луча на речной волне Накатило то же ощущение трепетного восторга и проникающей жути сколько раз бывший Вилич испытывал нечто подобное, сидя под той самой березой.
Она? Неужели здесь не может быть
А этот из Люботеша, Бранеслава сын, сказал Тормод Гнездо доверенный человек Ингоря ладожского, который привез юных заложников.
Стало быть, Селимира братанич? слегка улыбнулся киевский князь. Непохож на Селяню!
На рослого, громогласного, рано располневшего Селимира ни Велеб, ни отец его не походили.
Как твое имя? приветливо спросила княгиня.
Велеб опомнился. Это не вила. Его вила никак не могла очутиться так далеко от той березы, от родной рощи, в чужой земле, да еще на княжьем престоле.
Велебран ответил он, чувствуя волнение под ее дружелюбным взглядом.
Хочешь служить мне? открытое лицо отрока, смышленого по виду, понравилось княгине. Будешь честен, и мы тебя не обидим. Я твоего стрыя, Селимира, хорошо помню, он брата моего Хельги был вернейший соратник.
Благодари, дурень, Тормод легонько толкнул его в спину. Сама княгиня тебя в дом берет.
Велеб поклонился. О Селимире княгиня говорила с добротой, будто его память была дорога и ей, хоть погиб он в сражении с ее мужем.
В этой женщине жило нечто особенное. И это зыбкое чудо ее вилиных глаз нежданно дало юному заложнику опору в чужой земле, где ему предстояло жить ради мира в далеком родном доме
И вот Велеб снова входит в ту самую гридницу три года спустя и, кажется, уже совсем другим человеком. За эти три года он еще вырос, раздался в плечах, многое узнал и многому научился. Но, увидев на престоле княгиню, не смог подавить волнения. Теперь на ней не цветное платье, а белое она «в печали» по мужу, убитому прошлой зимой. Рядом с ней сидит уже другой князь не Ингорь, а сын, Святослав. Но те же остались глаза, будто зеленоватая вилина заводь. И при виде этих глаз накатило чувство привычного дома ведь целый год княгиня Эльга отчасти заменяла Велебу мать, а он никак не мог перестать видеть в ней ту добрую вилу, что пожалела плачущее дитя.
И вот теперь ему пришлось вернуться к госпоже вестником беды