И в ту, шестнадцатую весну, которая так переменила все в ее жизни, у брода через Великую она впервые увидела Мистину
Кто-то, подойдя совсем неслышно, приобнял ее сзади, губы прильнули к шее с молодой нежностью и зрелой страстью, знающей свою силу. Эльга помнила эти прикосновения, этот запах; от накатившего влечения в животе разлился жар и веки сами собой опустились. Но княгиня с усилием отвела руки, сзади обвившие ее за пояс. Если кто-нибудь сейчас на них посмотрит и объятия их, и лица гласно выдадут дружине тайну, о которой люди раньше могли только догадываться.
раздавалось на зеленой горке. Словно сама земля-мать внушала и приказывала: живите прямо сейчас, любите друг друга, наслаждайтесь молодостью и жаждой жизни в крови.
Ты пригожа, хороша,
Пойди замуж за меня!
Ой, люшеньки, ой, люли!
А не выйдешь за меня,
Воспомянешь ты меня,
Удалого молодца!
Ой, люшеньки, ой, люли!
Перестань! с мольбой шепнула Эльга. Люди увидят
И пошла от шатра к костру, где сидели оружники и Святослав. Но даже почти взрослый сын и серое платье вдовьей сряды не мешали Эльге в этот теплый душистый вечер чувствовать себя юной девой, полной ожидания, что какое-то неведомое, огромное счастье вот-вот упадет ей в руки, будто охапка цветов в росе
Кто в юности не переживал этого ожидания в такие же весенние вечера? И кто в зрелых годах, даже если все в жизни сладилось, может сказать, что хоть раз держал в руках это счастье во всей его душистой полноте?
Рано утром из Плеснеска прибыл отрок-вестовщик и попросил обождать: гостей встретят. На смену дорожным плащам кияне достали из коробов хорошие крашеные одеяния, Эльга вместо серого платья надела белое и белый же плащ, отделанный тонкой полоской темно-синего шелка. На шелковый убрус, обвивающий голову и шею, повязала очелье из синего шелка, с серебряным тканцем и тремя парами серебряных подвесок тонкой моравской работы с каждой стороны. Среди зелени луга княгиня сама казалась свежим, душистым белым цветком, и взгляды собственных оружников не раз дали ей понять, как она хороша.
Я на месте Етона в кипящем молоке бы искупался, лишь бы помолодеть лет на сорок! шепнул ей Мистина.
И сияющий взгляд Эльги ему ответил: какое счастье, тебе не надо молодеть, чтобы любить меня.
Встречающие появились к полудню: трое плеснецких бояр с отроками. Стоя перед шатром в окружении дружины сын справа, Мистина слева, Эльга смотрела, как они подъезжают и сходят с коней.
Это хорошие люди, сказал ей Мистина, помнивший эти лица по прошлой осени. Вон тот невысокий, плотный, с короткой светлой бородой Стеги, ты можешь его помнить, он в Киеве был, когда в Царьград послов снаряжали. Вон тот длиннобородый Чудислав, глава здешней бужанской старейшины. А вон тот чернявый, с крестом на груди, Етонов бывший шурь, брат его последней княгини покойной. Она была морованка. Драгош его зовут.
Похоже, Етон нам рад, шепнула Эльга, улыбаясь плеснецким боярам. Родича прислал.
И вздохнула тайком, прощаясь с дорожной беззаботностью. Впереди ее вновь ждали труды, споры и тревоги.
Стольный город бужан поразил киян своими размерами и многолюдством. Как рассказал Эльге по дороге Чудислав, выстроен он был лет двести назад, а над укреплением тверди на холме трудились умелые моравские мастера. Еще в предградьях жители собирались у дворов, чтобы посмотреть на киевскую княгиню; у ворот города гудела такая толпа, что Стеги приказал своим отрокам подразогнать народ, иначе не проехать. И пока очищали путь, Мистина концом плети указал Эльге на пустырь меж крайними дворами: это здесь Люта осенью пытались убить.
Твердь плеснецкая была больше, чем на Олеговой горе или на Киевой; внутри высились тыны, окружавшие обширные дворы бояр, в разные стороны тянулись улицы. Кроме бужан, в Плеснеске жило немало морован, бежавших со своей родины от угров. Драгош упомянул об этом, по пути показывая Эльге то один, то другой двор своих соплеменников; почти все они были христиане и платили особую подать за то, что не принимали участия в зимних и весенних жертвоприношениях. Очень сокрушались, что в Плеснеске нет христианской церкви, и торговые люди из саксов и баваров не раз обращались к Етону за разрешением ее построить, но он отказывал. И неудивительно, подумала Эльга: вздумай Етон разрешить святилище Христа, Один может обидеться и отнять у него дар долголетия
Минувшим летом король Оттон вторгся в пределы Файса и сокрушил его войска! увлеченно рассказывал Драгош, мужчина преклонных лет, но бодрый, с красивой темной бородой и живо блестящими карими глазами. Рассказывают, такого сражения не бывало со времен битвы близ Братиславы, где бился и пал мой дед, тоже Драгомил. Мы все молимся за короля Оттона, чтобы всевышний бог благословил его оружие и позволил нанести язычникам уграм такое поражение, чтобы мы могли вернуться на землю своих дедов
Видно было, что этот предмет очень его занимает. Эльга и сама бы послушала об этих делах еще ведь с Моравией был тесно связан ее племянник Олег Предславич, и она бы только обрадовалась, если бы он мог, удалившись туда, занимать достойное положение, не угрожая ее и Святослава положению на Руси. Он и появился на свет благодаря той битве: после нее моравская княгиня Святожизна бежала с сыном-отроком, Предславом, на Русь к Олегу Вещему. Тот принял ее и даже выдал за Предслава свою дочь Венцеславу, и в этом браке вскоре родился Олег Предславич.