Нне ддумаю.
Именно! А надо прежде подумать, и только опосля за перо браться. Иначе пока продерешься через всю эту галиматью
Следователь поднялся медленно и торжественно. Пусть начальника это раздражает. Пусть. Он нарочно вытянутся по струнке, чтобы Куманцов задохнулся от возмущения и хоть на миг перестал брюзжать тогда появится шанс объясниться.
Я подумал! Подумал, что лучше сообщить господину Мармеладову все, что мы знаем об убитом. Вообще все. Сыщик сам решит, какие факты пригодятся, а какие нет. Иначе останутся вопросы, он запросит дополнительные сведения. Переписка затянется на недели А у нас времени нет!
Нууу, может ты и прав, статский советник вернул бумаги, потыкал пальцем в середину третьей страницы. Отсюда читай. Мне твои каракули разбирать недосуг.
Как прикажете, Лаптев зевнул и суетливо перекрестил рот, чтобы бесы не проскочили. «шесть лет назад Сомов пережил нервное расстройство и с тех пор страдал от болезненной подозрительности. Его идефикс[2] в том, что некое тайное общество задумало уничтожить Петербург, а впоследствии и всю Россию. Старик искренне верил, что заговорщики действуют нагло, у всех на виду, и обмениваются зашифрованными сообщениями через газеты. Обычно Сомов доверял свои измышления лишь узкому кругу друзей и родственников, но в последнее время его состояние ухудшилось. Все чаще накатывала волна помешательства, и тогда он ходил по улицам, дрожа, словно в лихорадке, и сообщал прохожим, что скоро всему миру конец. Доктора уверяли, что опасности для общества надворные советник не представляет, но кабы не супруга, Сомова давно поперли бы из инспекторов».
Кабы не его супруга, мы бы это дело и не расследовали, Куманцов посмотрел на портрет Горемыкина, которому жена Сомова приходилась единственной племянницей. И от нас бы не требовали результатов, тут он передразнил министра, кстати сказать, очень похоже, сию минуту, сукины дети!
Дас. Но я продолжу чтение: «Тот день, 20 июня 1897 года, ничем не отличался от остальных. Надворный советник вернулся со службы, отужинал с супругой и сел в кресло с газетой. Прочитав несколько страниц, он беспокойно вскочил, подбежал к столу и записал чернилами прямо поверх статьи: «Ч. З. Р. Т.». Пока чернила сохли, Сомов бормотал: «Теперьто они точно попались. Уже не ускользнут! Не выкрутятся!» На вопрос жены: «Кто они?» неопределенно махнул рукой и повторил: «Они! Понимаешь? Я сцапаю их завтра утром!»
После этого успокоился, снял домашний сюртучок и надел парадный вицмундир. Отправился в свой любимый ресторан. Госпожа Сомова не переживала, ведь это рядом с домом всегото свернуть за угол на Большую Морскую улицу. Муж ходил туда каждый вечер в одно и то же время, выпивал подогретого вина с пряностями и возвращался домой к девяти часам. Волноваться она начала около десяти. Сначала успокаивала себя, что супруг встретил знакомых, разговорился и не смотрит на часы. Потом оделась и в сопровождение двух слуг дошла до ресторана. Там сказали, что надворных советник заходил, как обычно, выпил вина, обмолвился парой слов с попечителем коммерческого училища, но уже с час, как ушел. Женщина разрыдалась и, предчувствуя страшное, послала одного лакея в полицию, а другого прочесать окрестные улицы».
Спохватись эта макитра пораньше, глядишь, спасли бы Сомова, проворчал Куманцов. Может, она нарочно время тянула? Наняла лихих людей, чтоб муженька укокошили. С безумцем житье не сахар, а иначе отвязаться от него жена не имела возможности
Как разтаки имела, Лаптев отложил письмо и раскрыл папку с бумагами. Мною установлено То есть следствием Кхех! Следствием установлено, что пять или шесть раз за истекшие годы госпожа Сомова давала расписку в том, что берет мужа на поруки и обязуется обеспечить за ним строгий надзор. Особенно на периоды, когда тот впадает в буйство. Если бы она хотела избавить себя от супруга и связанных с ним хлопот, то могла оставить Сомова в желтом доме на законных основаниях. Но нет, всякий раз после припадков забирала болезного из Обуховки[3]. Видать, любила шибко.
А все же надо бы проверить, не было ли у гражданочки меркантильного интереса, статский советник упрямо поджал губы. Сомов наследство оставил?
Сплошные долги. Он жил за счет супруги, а ту мелочь, что зарабатывал в должности инспектора, спускал на вино и газетные подписки. Старик читал все столичные издания в поисках тайных знаков и шифров, а после сжигал в печке, вместе с собственными пометками на полях. Этот лист просто не успел бросить в огонь, потому нам улика и досталась.
А все же надо бы проверить.
Волгин хихикнул.
Это что же получается, Ваше высокородие? Робеете идти завтра к министру Хватаетесь за соломинку Да только не поверит Горемыкин, что его ненаглядная племянница Глафира? Так кажется? Способна на такое изуверство, он заворочался на своем столе, сбрасывая документы на давно не мытый пол. Если вам так нужна спасительная версия, то кивайте на меня. Соврите, что я создал тайное общество заговорщиков и когда Сомов разгадал мой шифр в газете, заставил бедолагу умолкнуть навсегда.