В обсуждении проблем, связанных с эволюцией советской власти, ее возможными перспективами, с толкованием понятия «эволюция», с выяснением предпочтительного для русской эмиграции эволюционного либо революционного хода развития событий были вовлечены многие мыслящие эмигранты С. П. Мельгунов, И. И. Бунаков-Фондаминский, П. Б. Струве, А. В. Пешехонов, М. А. Осоргин, В. А. Маклаков и др. Милюков, отмечая этот факт, делал отдельные замечания по ходу событий и по поводу позиций участников этих обсуждений, а также толкования употребляемых терминов. Так, термидор, который предсказывали эмигранты в Советской России, Милюков определял не как контрреволюционный переворот, что было характерно для Мельгунова, а как перерождение тканей, т. е. как революцию, «принявшую новый аспект». При этом Милюков не отрицал возможности насильственного, революционного исхода событий в случае, если большевистская власть откажется эволюционировать и предпочтет, подобно старой власти, идти на риск.
Милюков критиковал Струве за упрощенное понимание революции и эволюции, противопоставление революционного пути эволюционному, при этом осуждал эволюционистов за пассивное выжидание результатов процесса и их готовность к примирению с советской властью. Он считал необходимым избавиться от догматического представления о революционных и эволюционных методах борьбы с большевиками. Если эволюционизм в своей односторонности упирается в капитуляцию перед советской властью, то односторонность революционизма означает отрыв от России. Милюков выступал за разумное сочетание эволюционных и революционных методов борьбы, зависящих от конкретной ситуации[264].
Милюков критиковал Струве за упрощенное понимание революции и эволюции, противопоставление революционного пути эволюционному, при этом осуждал эволюционистов за пассивное выжидание результатов процесса и их готовность к примирению с советской властью. Он считал необходимым избавиться от догматического представления о революционных и эволюционных методах борьбы с большевиками. Если эволюционизм в своей односторонности упирается в капитуляцию перед советской властью, то односторонность революционизма означает отрыв от России. Милюков выступал за разумное сочетание эволюционных и революционных методов борьбы, зависящих от конкретной ситуации[264].
Публичные выступления Милюкова, пропагандировавшего «новую тактику», проходили в разных городах Европы и Америки. Он настойчиво проводил мысль об эволюции советской власти. Так, например, 17 марта 1928 г. Милюков выступил в Лионе с докладом «Итоги Октября». Он говорил о «провале» плана социалистического хозяйства, об усиливающемся антагонизме города и древни, о крахе идеи мировой революции, о признаках тупика в политике партии: «С одной стороны, верность доктрине ленинизма и необходимость приспособления, с другой». Касаясь позиции эмиграции, Милюков делал ставку на ту ее часть, которая верит в жизненную силу России и учитывает своеобразие ее условий, признает установление контактов с Россией и согласование своей тактики с методами внутрирусской борьбы, содействуя ей идеологически и организационно[265].
8 мая 1928 г. Милюков выступил на конференции Американского общества мира в Кливленде. Он поблагодарил американцев за помощь, которая оказывалась России во время голода. Затем коснулся внешнеполитической доктрины большевиков, которые, как ему казалось, «раздувают» милитаристские настроения в стране, боясь успехов Лиги наций в деле франко-германского сближения. Он снова проводил мысль о том, что освобождение России придет изнутри, явится результатом работы внутренних сил. Но к грядущей революции Россия не готова. Однако страна находится не в параличе и исполнена «революционным духом». Для большевистской власти в данный момент он видит три главнейших опасности: утеря перспективы и идеи мировой революции, веры в возможность введения социализма (ибо НЭП не совместим с социализмом), в утере коммунистами монопольно-политической власти и сведении партии на роль придатка государственной машины. Пролетарская социалистическая республика, заключает Милюков, начала вырождаться в буржуазную демократию, что свидетельствует об ее эволюции. В этом докладе Милюков коснулся и внутриполитической обстановки, эволюции Сталина, начавшего репрессии. И подвел итог: «Слабеет вера в Библию Маркса Ленина. Молодое поколение чуждо идеализму и революционному духу»[266].
Во второй половине 20-х гг. в связи с голодом, провалом хлебозаготовок, политикой власти, принуждавшей крестьянство продавать хлеб и каравшей их штрафами, тюрьмой и конфискацией имущества, введением карточной системы у Милюкова и его сподвижников не только усиливалась критика советского хозяйствования, но и росло убеждение в несостоятельности власти, росте сознательности населения и, следовательно, в перспективности эволюционных процессов. Пятилетний план милюковская газета оценила «как план борьбы с народным хозяйством», а меры по выполнению плана хлебозаготовок «войной с деревней».
В обстоятельной статье современной исследовательницы М. О. Головни приводятся многочисленные данные об отношении Милюкова и его газеты к политической линии советской власти в деревне. Газета отмечала немногочисленность сведений об этом, подчеркивая трудное, бедственное положение русской деревни, а также перегибы в политике власти. Указывалось также, что кампания власти против вредительства была использована для парализации населения, поддержки в массах чувства беспрекословного подчинения. Милюков писал по этому поводу, что вредительство выражается не только «в порче машин или других деяниях, препятствующих нормальному ходу хозяйственной жизни». Опаснее ему виделось «массовое вредительство», состоящее в презрении к руководителям, в полном неверии в хозяйственные планы партии[267].