Эмиграция с ее интеллектуальным потенциалом в большей мере может быть подготовлена к этой деятельности. Наличие нескольких программ переустройства России в эмиграции усилит «фермент брожения» и приблизит наступление переворота в России. Устранение эмиграции от решения этого вопроса Тимашев признавал большой ошибкой, подобной бездействию интеллигенции накануне захвата власти большевиками. Он призывал придерживаться старого правила военного теоретика Германии Х.-К. Мольтке: «Отдельными отрядами наступать, биться вместе»[193].
Будущее политическое устройство России Тимашев связывал с установлением демократии. Но это не означает, что демократия установится немедленно после падения советской власти. Это сложный и длительный процесс. Понятие демократии, по Тимашеву, предполагает сочетание трех принципов: свободы, равенства и народоправства. В многочисленных статьях, посвященных демократии, отмечались ее преимущества и потребности в новых исторических условиях. Демократия как одна из форм властной организации общества неразрывно связана с признанием «самоценности личности». Роли личности при установлении «истинной» демократии Тимашев придавал огромное значение, полагая, что, по мере ее развития, личность возвысится над властью. К числу свобод при демократии свобода совести, слова, печати, союзов, собраний добавлялась и свобода хозяйственной деятельности. Ее можно противопоставить и государственному вмешательству, и засилью капитала и частных монополий. Необходимым Тимашев считал не только предоставление разных свобод, но и осуществление идеи «равных возможностей»: равенство перед законом, общедоступность социального роста, возможность имущественного восхождения, равного участия в политической жизни.
Важно заметить, что Тимашев не отождествляет народовластие и народоправство. Демократия, с его точки зрения, является только народовластием. Достижением демократии Тимашев признавал ее пластичность, недопущение конфликтов между властью и обществом, способность к компромиссам, мирное сотрудничество в противовес классовому подходу и диктату коммунистической партии в Советской России. Вместе с тем, Тимашев предостерегал от идеализации демократии, считая ее лишь определенным этапом в поступательном развитии государственного устройства.
Отношение Тимашева к демократии западных стран и России было различным. Он признавал традиционность установления демократии на Западе, но не соглашался с бытующим мнением, что современные демократические государства испытывают кризис, полагая, что имеет место не кризис принципов демократии, а кризис лишь ее отдельных форм. Российское развитие, несмотря на отсталые в целом формы политического правления, зажим свободы и засилье деспотизма, имеет в своей истории демократическую традицию в экономической, социальной и культурной областях. Большую роль в становлении демократии Тимашев видел в развитии капиталистической формы хозяйства в расширении знаний, образования социальной сферы, в создании условий для формирования свободной личности. Он не соглашался с мнением Н. А. Бердяева, Н. И. Новгородцева, скептически относившихся к возможности утверждения демократии в России. Тимашев полагал, что в России еще не существовало «настоящего демократического опыта» даже в период Временного правительства, провозгласившего демократию, поскольку это правительство не обладало сильной властью.
Не с религиозным ужасом, по примеру Бердяева, отвечал Тимашев своим оппонентам, следует смотреть на демократическое будущее России, а с мыслью ответственности за то, чтобы народом были избраны наиболее достойные его люди. Установление демократии в России, однако, будет сложным и трудным процессом, не исключающим «приступов деспотии»[194]. Тимашев трезво и проницательно судил о возможных перспективах демократического устройства будущей России, признавал необходимым учитывать традиции, а также результаты революционных потрясений. «Начать все сначала, как будто великих потрясений не было эта мысль антиисторична, как уверенность в том, что все революцией сделанное безвозвратно»[195].
Тимашев призывал эмиграцию диалектически подходить к наследию российского прошлого. Перемены под влиянием революционных преобразований во многих сферах, в частности, в области сознания, представлялись необратимыми. «Трудно говорить об этом, полагал Тимашев, но индивидуальные чувства не делают истории». Ликвидацию помещичьего землевладения он рассматривал как закономерность «дела революции», как отражение исторической тенденции. Поэтому сожаления о помещичьем хозяйстве с точки зрения экономической, культурной и эстетической он считал естественными, но бесплодными.
Вместе с тем, антиисторичным насаждением он считал коллективные формы землепользования, являвшиеся следствием революции. Объективной тенденцией развития крестьянского права на землю он признавал его превращение в общегражданское, свободное право собственности. В этом, утверждал Тимашев, послереволюционная эпоха пойдет не за революцией, а за старым режимом[196].