Тот, кто тут обитал, был явно не последним человеком в ордене. Прямо за рабочим столом, стоявшим на краю комнаты, висела уже знакомая мне пробковая доска. «Охренеть! изумился я. Неужели орден имел доступ к убежищам?!»
Почему застыл в проходе, Рик? послышался голос Манула. У меня по спине пробежали мурашки. Секунду назад я был полностью в себе уверен, но теперь, стоило мне услышать голос Архиепископа, уверенность пропала моментально. У меня не было представления о том, на что старик способен, и что мог со мной сделать.
Желание говорить у него могло возникнуть по двум причинам, на мой взгляд. Первая он меня боялся. Но это маловероятно, потому что напуганный человек так спокойно не мог держаться. Вторая он что-то задумал, и стоило ожидать подвоха в любой момент.
Растерявшись, я не нашёл подходящего плана действий, и разозлился.
Я не ошибся в тебе, Рик, сказал Манул. Думал, ты в жизни не догадаешься. Соображаешь, значит. Неплохо для будущего божества.
Хватит заговаривать мне зубы, оскалился я, шагнув из тёмного тоннеля в свет кабинета. Божество станут держать в скотских условиях, а затем пытать, чтобы насильно обратить в веру?
А ты думаешь, выгодно поклоняться не лояльному божеству?
Манул сидел за рабочим столом. Он выглядел угрожающе и властно, сразу внушая страх. Сцепив пальцы в замок, он взглядом указал мне на кресло, стоявшее посреди комнаты. Не понимая его любезности, я присел, взглянув на него с ожиданием.
Мне удалось заметить бойницы под потолком, и я уже было вскочил, чтобы забежать обратно в тоннель, но не успел. Из бойниц вылетели стрелы, и я вновь оказался закован в колючую проволоку, корча гримасу боли.
Манул засмеялся.
Раз уж ты так торопишься, то я тебе расскажу. Твоя участь неизбежна. Ты лишишься личности, но останешься жив. Мне нужен сильный монах, вроде тебя, потому я и хотел пытками склонить тебя к сотрудничеству.
Манул встал передо мной. Я гневно смотрел на него. Проволока впивалась в руки и ноги, скручивая кожу и разрывая её. По лицу струился пот, и заливал глаза. Было очень больно.
Манул достал из кармана рясы призму, и с вожделением взглянул на неё.
Божеством станешь ты не ты, мой дорогой друг. Божеством стану я
Или я, раздался голос за моей спиной. Лучники!
Расширив от удивления глаза, Манул даже не успел шелохнуться. Из бойниц тут же полетел очередной град стрел, которыми истыкало закричавшего от боли и ужаса старика. Колючая проволока обмотала Манула, и, разорвав рясу, вцепилась ему в кожу. Он тут же стал истекать кровью, бледнея от испуга, и недоуменно озираясь по сторонам.
Из тоннеля шагнул Хан-Арни. Он широко улыбался, и встал перед нами, театрально раскинув руки.
Конечно же, этого никто не ожидал. Мой дорогой Рик! Спасибо, что организовал мне проход к этому чёртовому старику. Ты не представляешь, как трудно добраться до этого ублюдка, когда рядом с ним нет ни охраны, ни свидетелей. Понимаешь ли, влияние в ордене я терять не хочу, потому сместить его открыто не могу.
Я вопросительно взглянул на бойницы.
Не, отмахнулся Хан. Мы же в игре. В храме автоматическая система метания стрел. Лучников там нет. Лучники, пояснял Хан, это команда, которая её активирует. Раньше она реагировала на два голоса, и на пальцы, скрещенные в замок. Но теперь реагирует только на мой голос. Удалось перенастроить Ты даже не представляешь, как тяжело это было.
Вот же чёрт! Неужели Хан спланировал всё это? Конечно! Он не мог самостоятельно увидеть символы. Он не мог подобрать нужную комбинацию, не мог открыть тоннели, и проникнуть в кабинет Манула. Было непонятно, с самого ли начала он это планировал, или нынешние обстоятельства стали следствием совпадения множества факторов, но Хан был явно на коне.
Предательская мразь! сплюнул кровью Манул.
А ты думал, я буду делиться трофеями?
Даже если ты обманешь Церковь, то Государство тебя уничтожит!
Государство моя покорная сучка. Ваша контора под ФБР, а ФБР подо мной. Вот не задача, да?
Ублюдок! В проекте же триллионы долларов! Ты всё пустишь псу под хвост!
Нет, сказал Хан. Напротив, я облегчаю свою судьбу, и срываю куш. Мне нет дела до ваших высокопарных мотивов, вроде депрессии общества. Да и ради общества ли вы это делаете? Может, ваш массовый прихожанин и дурак, но я нет. Ради собственной выгоды вы это делаете, ради власти, денег. Только вы это скрываете, а я выражаю свои желания открыто.
Он был прав.
Единственное, что вызывало у меня к Хану долю уважения прямота. Он не скрыл своё корыстолюбие за громадой лицемерных мотиваций, которыми обычно прикрывались любые другие «добродетели», вроде благотворительных фондов, политических партий, да и обычных людей. В социуме принято быть лицемером, от чего человек вынужден скрывать свой истинный стимулирующий стержень вместо того, чтобы выразить его прямо.
Хан подошёл к Манулу. Осмотрев его, он вскинул бровь, явно не увидев того, что хотел.
А! воскликнул он, увидев на полу выпавшую из рук Архиепископа призму. Вот же она.
Подняв её, он стал рассматривать хрусталик с блестящими от радости глазами. Для него этот момент был триумфальным, от чего он растянул губы в широкой улыбке. Мне было неизвестно, как долго он к этому шёл, но путь точно был не коротким.