Зачем мне большие деньги с работы? Чтобы раз в год иметь возможность поехать в Дубай, когда другие ездят куда-нибудь на нищенский Бали?
И в чём смысл?
В глобальном плане каждый человек платит за всё одной валютой временем. И, к сожалению, этот ресурс невосполним. Если я стану руководителем, то на работе придётся проводить ещё больше дней и часов. Да, вырастет зарплата, но я перестану видеть семью, и не буду заниматься тем, что способно делать меня счастливым.
Я лишусь всего ради денег.
А оно мне нужно?
Нет. Я боялся повышения, но и отказаться от него не мог, потому что Рейчел была страшно больна, а терапия подорожала. Единственный спасательный круг повышение.
Работа по найму стала одновременно и панацеей, и виселицей. Мне становилось паршиво от того, что я, заняв пост руководителя, буду решать проблемы компании и разгребать её дерьмо, принося ей миллионы и получая гроши.
Мне часто приходилось воображать картинки, где я, запертый в кабинете, сижу за столом, окружённый огромным количеством бумаг, и хватаюсь за распухшую от боли голову. Зарплата выросла в два раза, времени стало меньше в два раза, а проблем появился вагон. Где же тут выгода?
А ответ прост нигде.
Радовало одно престиж. Люди будут считать меня человеком, добившимся чего-то в жизни, и станут уважать. Но вот этого уже не понимала Рейчел. Один раз, когда мы ссорились, она покраснела от злости, и закричала:
«Престиж! Престиж! Признание в обществе! Это же иллюзия! Этого не существует! Понимаешь?! Оно реально, но не имеет материальной формы, и по сути, действия ради престижа действия ради не существующего золота! В погоне за ним ты будешь действовать в интересах общества, а не в своих! Это глупо! Это очень глупо!»
Хан коснулся моего плеча. Я испуганно вздрогнул, и посмотрел на него. Он улыбнулся, спросив:
Представлял себя в кабинете заместителя?
Ага ответил я, приподняв уголок губы.
Скоро фантазия станет реальностью, гордо заявил Хан. В должность ты вступаешь на следующей неделе.
Изобразив на лице радость, я прощался с последними днями спокойствия. Это повышение даст мне всё, и лишит всего одновременно.
Обидно. Чертовски обидно.
Глава 12
В центре землянки, которая по счастью была просторной, горела маленькая керосиновая лампа. Тусклый свет падал на обеденный стол, и стоявший перед ним стул. Я сидел на краю кровати, и взглядом буравил мешок с едой, стоявший на коленях. Он него исходило тепло, и он грел мне ноги. «Так. Чуть позже перекушу».
Открыв меню персонажа, я увидел уровень 250. Чёрт, вроде бы свобода была близко, но радости во мне не возникало. Я чувствовал себя чёртовым пленником, который вынужден сидеть тут взаперти, и вообще никуда не высовываться. Кроме света керосиновой лампы я ничего не видел уже три недели. Хоромы нельзя было создавать, потому что это требовало вмешательства внутриигровых предметов и меню, что неизбежно внесло бы убежище в реестр, а значит разоблачило бы меня. Хотелось на улицу, глотнуть свежего воздуха, и погулять.
Просто прогуляться, почувствовав простор мира, что невозможно было сделать в нынешних условиях. Моим жилищем стала землянка площадью 14 квадратных метров, и за её пределы я шагнуть, увы, не мог. Вначале было неплохо, и меня очень радовало освобождение от «геройских» обязанностей, но спустя неделю мне не терпелось к ним вернуться. Каждый раз, просыпаясь утром с раздражением, я рассматривал однообразные виды и проклинал их.
Стены давно давили, и было страшно, что разовьётся клаустрофобия. Шёл день за днём, и я учитывал каждую секунду, которую тратил здесь. В моём воображении всё чаще стал появляться голос Арни, доносящийся из тоннеля. Он кричал: «Рик! Всё! Свобода! Можешь собираться!»
Стены давно давили, и было страшно, что разовьётся клаустрофобия. Шёл день за днём, и я учитывал каждую секунду, которую тратил здесь. В моём воображении всё чаще стал появляться голос Арни, доносящийся из тоннеля. Он кричал: «Рик! Всё! Свобода! Можешь собираться!»
Но это была лишь моя измученная заключением и одиночеством фантазия. Да, я мог общаться в чате, и это было единственным, что позволяло мне не сойти с ума. Я понимал, что за стенами живые люди, и у меня когда-нибудь будет возможность их увидеть.
Так. Надо поесть.
Развязав мешок, и взглянув на тарелку, я увидел большую порцию суши. «О, обрадовался я. Классно. Японской кухни ещё не было». Сев за стол, я принялся есть, и опустошил тарелку минуты за три. Во рту всё ещё оставался приятный привкус риса, рыбки, и соевого соуса. Как же приятно было просто крепко поесть. Хоть что-то меня ещё радовало, а не пугало или раздражало.
Я любил, когда приносили еду. Было приятно пообщаться с человеком, который был представителем внешнего мира. Он обычно приносил с собой ещё и много информации, которую я с огромным удовольствием выслушивал. Что там снаружи поменялось? Что происходит? Когда живёшь взаперти, тебе всё кажется интересным. К каждому событию хочется прикоснуться, и стать его участником.
Это могло сказать о том, что ты ещё жив, и не сошёл с ума.
Живот неожиданно стал бурлить, и его скрутило так, что я схватился за него двумя руками.