Они с Джоном прыснули, а Пол поежился. Старушка в этот миг как раз поравнялась с ними.
Мадам, обратился к ней Джон. Пол попытался вырваться, но друзья крепко держали его за локти. Мадам! Простите за нескромность. Но я прошу вас ответить нам. Как вы находите этого юношу?
Пожилая женщина нацепила на нос пенсне, внимательно оглядела их всех по очереди и ответила:
Я нахожу его намного более симпатичным и воспитанным, нежели парочка оболтусов по бокам.
Это твой шанс! восхищенно шепнул Стью Полу в ухо, но как раз в этот момент тот дернулся так, что сумел вырваться и опрометью кинулся в темноту переулка.
Хохоча, как безумные, они бежали за ним два квартала, пока не нагнали шагов за десять от ярко освященного пятачка у входа в какое-то питейное заведение.
Отстаньте, идиоты! закричал Пол, когда они снова вцепились в него.
Ну, Пол, перестань, мы же шутим, пошел на мировую Джон. За кого ты нас принимаешь?
И тут их обогнали три женские фигуры. Девицы в клетчатых юбках жались под одним зонтом и явно направлялись в кабачок.
Вот! возбужденно прошептал Стюарт. Это то, что нам надо! И крикнул в спины идущих впереди: Девочки!
Но те только ускорили шаг. Друзья заспешили вдогонку.
Девочки! томно пропел Стюарт прямо в затылок той, что шла в середине.
Фигуры остановились и медленно обернулись.
Это были мужчины. Мужчины в юбках! Их грубые шотландские рожи имели крайне угрожающие выражения.
Ну?!! рявкнул самый здоровый, дохнув на Сатклиффа мощнейшим перегаром.
Тот потерял дар речи, а Джон, вместо того, чтобы извиниться, не удержался от продолжения игры и тихо спросил Пола:
Прислушайся к себе. Может ты гомосексуалист?
Не знаю, почему-то ответил Пол, как загипнотизированный глядя на толстенные волосатые пальцы, сжимающие ручку зонта
Но, как бы тихо они не говорили, их все-таки услышали.
Первый удар прямо в глаз получил Джон. Следующий удар, в ухо, сбил с ног Пола, и он, поскользнувшись, рухнул в нашпигованную окурками грязь
Их били умело, не издавая лишних звуков, лишь изредка покряхтывая от усердия
Минут через пятнадцать за столиком кабака сидели шестеро трое английских музыкантов и трое шотландских шоферов.
Так как вы, значит, называетесь? спросил тот, что нанес первый удар. «Битл»?
«Битлз», поправил Пол, выжимая рубашку, которая когда-то была белой.
«Битлз», значит, повторил Джек. Смешное название. Не слыхал. И где вы будете играть?
Джон убрал от подбитого глаза запотевшую кружку с холодным пивом.
В каком-то «Вереске и Хмеле». Это большой ресторан?
Черт побери! радостно взревел Джек. Да ведь мы в нем-то и сидим!
Друзья огляделись. Более захудалой пивнушки они не видели даже в Ливерпуле.
Друзья огляделись. Более захудалой пивнушки они не видели даже в Ливерпуле.
Они, пожалуй, впали бы в уныние, если бы не тот факт, что угощали шоферы. А Джек тем временем продолжал восторгаться:
Завтра, значит?! Приду обязательно! Ну он поднял свою кружку, и остальные присоединились к нему. За девственность!
И интернациональный англо-шотландский гогот, смешиваясь с клубами табачного дыма, поплыл над столиками веселого заведения.
Спустя неделю Джеймс Маккартни получил телеграмму от сына: «Все идет отлично. У меня попросили автограф».
Если твой братишка привезет со своих гастролей хотя бы фунт, это будет очень кстати, сказал отец Майклу. Становится все труднее сводить концы с концами. Как говаривал папаша О'Хьюган, портной, в изрядном подпитии орудуя ножницами.
8
В Ливерпульском муниципальном театре «Плейхауз» закончился спектакль. Двадцатишестилетний сын торговца мебелью Брайан Эпштейн не смотрел его. Забредя перед началом в буфет, он так и просидел тут, на высоком стуле перед стойкой, все представление.
Только сейчас, уже порядком надравшись, он обрел общество своих старых знакомых актера Бэдфорда и актрисы Хелен Линдсей. Не то чтобы служителям Мельпомены так уж нравилось общаться с Эпштейном, но у них, как всегда, не было денег, а у него, как всегда, они были. И, как всегда, Эпштейн завел речь о своей нелепой беспросветной судьбе.
Я еврей, Брайни, (актер был тезкой Эпштейна), ты понимаешь, что это означает, сказал он, с вызовом глядя на Бэдфорда.
Это значит, что за выпивку платишь ты, ответил тот, с неимоверной скоростью забрасывая в пасть бутерброд за бутербродом.
Не угадал, с пьяной улыбкой возразил Эпштейн. Мой папа, мудрейший человек, говорит так: «Любой еврей намного умнее любого англичанина. Но на тысячу евреев есть один ТАКОЙ дурак, который глупее всех англичан вместе взятых». Так вот, я как раз ТАКОЙ Я появился на свет в родильном доме на Родни-Стрит
О, Боги! простонала Хелен, пухленькая крашеная блондинка со следами бурной ночи на лице, неужели мне придется выслушивать все это снова?!
Молчи, осадил ее Бэдфорд вполголоса. Ешь, пей и молчи.
А Эпштейн, не обращая на их переговоры ни малейшего внимания, продолжал:
Мой бедный папа был так счастлив, он так ждал наследника, что не сразу заметил, что мальчиком я родился каким-то странным. Тупым и хилым. В детстве я не знал ни одного мальчишки на нашей улице, который хотя бы раз не дал мне подзатыльник