Мне нужно повидать Мартину Крюгер, медсестру.
А по какому вопросу?
Я ее подруга по личному делу.
Сестра Крюгер на дежурстве.
Я только на минуту.
В ответ какое-то ворчание.
Может, у нее будет перерыв
Ладно, я сейчас. Регистраторша встала и скрылась за дверью.
Дверь открылась минуты через две, и Мартина с улыбкой бросилась обнимать Франку. Они знали друг друга с детства, познакомились в садике, вместе учились в школе. В Союзе немецких девушек они были в одном отряде. Франка не видела подругу с тридцать девятого года, когда уехала в Мюнхен. Мартина почти не изменилась, была такая же хорошенькая: длинные темные волосы, зеленые глазищи. Дама за столом в упор смотрела на Мартину; та нахмурилась и увела Франку на улицу. Там она закурила и предложила сигарету подруге, но Франка отказалась. Они немного поболтали о семье Мартины у нее было две дочери, а муж служил во Франции.
Мартине Франка доверяла не настолько, чтобы просить морфий, но, наверное, пару стареньких костылей она добудет.
А ты что здесь делаешь? спросила Мартина.
«Интересно, знает ли она про суд и тюрьму? Скорее всего, да».
Приехала ознакомиться с завещанием отца.
Мне так было жалко, когда он погиб! Я в газете прочитала. Поверить не могла.
Спасибо. В городе, который почти не пострадал, такое кажется немыслимым.
Бомбежек все больше. Рано или поздно союзники нас всех перебьют.
Мне даже неловко, начала Франка, мы так долго не виделись, а у меня к тебе просьба. Мне нужна помощь.
Мартина закурила вторую сигарету.
Конечно. Что?
Я сейчас живу в нашем лесном домике помнишь?
Еще бы.
Я там с другом.
У Мартины загорелись глаза.
А ты не говорила, что с кем-то встречаешься! У вас с ним серьезно?
Кажется, да. Он медик, вернулся с фронта. Хотим побыть вместе, пока можно. У нас беда случилась. Он катался на лыжах и сломал ногу, а тут еще заносы
Ой, надо же!
Нелегко нам пришлось. Я ему наложила шины на ноги.
Ты вроде сказала сломал ногу?
Нет, ноги. В смысле обе.
Сердце у Франки трепыхалось как бешеное. Мартина посерьезнела.
С ним все хорошо, но он не может передвигаться. Нужны костыли. Я подумала попрошу у тебя какие-нибудь старые недели на две, пока снег не растаял.
А не лучше ли показаться врачу? Давай я попрошу
Нет, ничего не нужно, только костыли. Я наложила гипс, кости срастаются.
Франка замолчала.
Мартина докурила сигареты и раздавила окурок каблуком. Оглянулась не видел ли кто?
И когда они тебе понадобятся?
Хотелось бы сейчас забрать.
Подожди несколько минут, я что-нибудь придумаю.
Франка прождала с четверть часа и уже сомневалась, что Мартина вообще придет, когда та появилась, неся пару старых костылей.
Вполне еще крепкие. Думаю, никто не хватится.
Спасибо тебе большое, сказала Франка, забирая костыли. Для Томми это просто подарок судьбы.
Мартина постояла с подругой еще несколько минут, а потом ей пришлось вернуться к работе. Девушки распрощались. Франка привязала костыли к рюкзаку и пошла домой. Остановившему ее полицейскому сказала, что несет их приятелю-фронтовику. Он не стал задавать вопросов, проверил документы и отпустил.
Франка вернулась, победно размахивая костылями, словно военным трофеем.
Опершись на них, Джон попробовал стянуть тело с кровати. Было трудно, ноги волочились мертвым грузом. И все же теперь его положение стало много лучше. Первое путешествие он совершил на кухню. Франка приготовила обед суп, хлеб и сыр, и они накинулись на него, как последний раз в жизни.
После встречи со старой подругой Мартина Крюгер долго и мучительно размышляла. Почему Франка не захотела, чтобы ее приятель показался врачу? Даже если кости срастаются правильно, разве не лучше лишний раз проверить? Эта мысль не покидала Мартину до самого Рождества и последовала за ней в новый, 1944 год. Она никак не могла забыть смущенный взгляд Франки и ее необычную просьбу. Не без некоторого сожаления пошла Мартина в местное отделение гестапо доносить на подругу. Может, это и пустяк, рассудила она, и, вероятно, Франке нечего скрывать, но пусть лучше с ней разбираются те, кому положено. Мартина старалась отогнать подальше мысли о верности друзьям; в такое время, как теперь, превыше всего верность фюреру. В конце концов, Франку Гербер уже судили, и рисковать нельзя, нужно думать о своей семье. Сотрудник гестапо полностью согласился с Мартиной она поступила совершенно правильно.
Наступило Рождество. Франка встречала его с Джоном. Долго болтали. Франка рассказывала о принципах, которые отстаивала «Белая роза», и, как выяснилось, Джон тоже слышал о манифесте мюнхенских студентов. Для нее это был настоящий рождественский подарок узнать, что старания «Белой розы» не пропали даром. Потом она рассказывала о своем детстве, проведенном в горах. Они успели обсудить каждое лето, каждое ее детское воспоминание. Джон научил Франку нескольким английским фразам в основном на военную тематику. Он вспоминал про Филадельфию, родительский дом, солнечные летние дни на побережье. Рассказывал про бизнес отца, про то, как трудно было расти в столь привилегированной семье. Теперь-то он переживал из-за этого гораздо меньше. Есть вещи поважнее, вещи, ради которых люди живут и умирают.