Рис. 1.2.
Большинство споров вокруг сильного искусственного интеллекта (не уступающего человеческому в любом виде деятельности) вращаются около двух вопросов: когда (если такое вообще возможно) он появится и будет ли его появление благоприятно для человечества. Техноскептики и цифро-утописты соглашаются, что поводов для беспокойства у нас нет, но по совершенно различным причинам: первые убеждены, что универсальный искусственный интеллект человеческого уровня (AGI) в обозримом будущем не появится, вторые не сомневаются в его появлении, но убеждены, что оно практически гарантированно будет благоприятно для человечества. Представители движения за дружественный AI соглашаются, что озабоченность уместна и продуктивна, потому что исследования в области AI-безопасности и публичные обсуждения связанных с ней вопросов повышают вероятность благоприятного исхода. Луддиты убеждены в скверном исходе и протестуют против искусственного интеллекта. Отчасти этот рисунок навеян публикацией: https://waitbutwhy.com/2015/01/artificial-intelligence-revolution-2.html (проверена 12.05.2018).
Цифро-утописты
Ребенком я был уверен, что все миллиардеры просто сочатся помпезностью и невежеством. Когда в 2008 году в Google я впервые встретил Ларри Пейджа, он напрочь разрушил оба этих стереотипа. Впечатление подчеркнутой небрежности в одежде создавалось джинсами и ничем не примечательной майкой, словно он собрался на университетский пикник. Задумчивая манера говорить и мягкий голос, скорее, успокоили и расслабили меня, чем напугали и напрягли. 18 июля 2015 года мы снова увиделись в Напа-Вэлли на вечеринке, устроенной Илоном Маском и его тогдашней женой Талулах, и между нами немедленно завязался разговор о копрологических интересах наших детей. Я порекомендовал ему литературную классику Энди Гриффитса The Day My Butt Went Psycho, которую он тут же себе заказал. Мне пришлось напомнить себе, что этот человек, вероятно, войдет в историю как оказавший на нее наибольшее влияние: если, как я думаю, сверхчеловеческому искусственному интеллекту суждено просочиться во все уголки нашей Вселенной еще при моей жизни, то это может случиться исключительно благодаря решениям Ларри.
С нашими женами, Люси и Мейей, мы отправились ужинать, и во время еды мы обсуждали, непременно ли машины будут обладать сознанием идея, как он утверждал, совершенно ложная и пустая. А уже ночью, после коктейля, у них с Илоном разразился длинный и бурный спор о будущем искусственно интеллекта. Уже близился рассвет, а толпа любопытных зевак вокруг них продолжала расти. Ларри яростно защищал позицию, которую я бы отождествил с цифро-утопистами: он говорил, что цифровая жизнь естественный и желательный новый этап космической эволюции, и если мы дадим ей свободу, не пытаясь удушить или поработить ее, то это принесет безусловную пользу всем. На мой взгляд, Ларри самый яркий и последовательный выразитель идей цифро-утопизма. Он утверждал, что если жизни суждено распространиться по всей Вселенной, в чем сам он был убежден, то произойти это может только в цифровом виде. Самую большую тревогу у него вызывала опасность, что AI-паранойя способна затормозить наступление цифровой утопии и даже спровоцировать попытку силой овладеть искусственным интеллектом в нарушение главного лозунга Google Не твори зла!. Илон старался вернуть Ларри на землю и без конца спрашивал его, откуда такая уверенность, что цифровая жизнь не уничтожит вокруг все то, что нам дорого. Ларри то и дело принимался обвинять Илона в видошовинизме стремлении приписать более низкий статус одним формам жизни в сравнении с другими на том простом основании, что главный химический элемент в их молекулах кремний, а не углерод. Мы еще вернемся к подробному обсуждению этих важных аргументов ниже, начиная с главы 4.
Хотя в тот вечер у бассейна Ларри оказался в меньшинстве, у цифровой утопии, в защиту которой он так красноречиво выступал, немало выдающихся сторонников. Робототехник и футуролог Ганс Моравец[5] своей книгой Mind Children 1988 года, ставшей классикой жанра, воодушевил целое поколение цифро-утопистов. Его дело было подхвачено и поднято на новую высоту Рэем Курцвейлом. Ричард Саттон, один из пионеров такой важной AI-отрасли, как машинное обучение, выступил со страстным манифестом цифро-утопистов на нашей конференции в Пуэрто-Рико, о которой я скоро расскажу.
ТехноскептикиСледующая группа мыслителей тоже мало беспокоится по поводу AI, но совсем по другой причине: они думают, что создание сверхчеловечески сильного искусственного интеллекта настолько сложно технически, что никак не может произойти в ближайшие сотни лет, и беспокоиться об этом сейчас просто глупо. Я называю такую позицию техноскептицизмом, и ее предельно красноречиво сформулировал Эндрю Ын: Бояться восстания роботов-убийц все равно что переживать по поводу перенаселения Марса. Эндрю был тогда ведущим специалистом в Baidu, китайском аналоге Google, и он недавно повторил этот аргумент во время нашего разговора в Бостоне. Он также сказал мне, что предчувствует потенциальный вред, исходящий от разговоров об AI-рисках, так как они могут замедлить развитие всех AI-исследований. Подобные мысли высказывает и Родни Брукс, бывший профессор MIT[6], стоявший за созданием роботизированного пылесоса Румба и промышленного робота Бакстера. Мне представляется любопытным тот факт, что хотя цифро-утописты и техноскептики сходятся во взглядах на исходящую от AI угрозу, они не соглашаются друг с другом почти ни в чем другом. Большинство цифро-утопистов ожидают появления сильного AI (AGI) в период от двадцати до ста лет, что, по мнению техноскептиков, ни на чем не основанные пустые фантазии, которые они, как и все предсказания технологической сингулярности, называют бреднями гиков. Когда я в декабре 2014 года встретил Родни Брукса на вечеринке, посвященной дню его рождения, он сказал мне, что на 100 % убежден, что ничего такого не может случиться при моей жизни. Ты уверен, что имел в виду не 99 %? спросил я его потом в электронном письме. Никаких 99 %. 100 %. Этого просто не случится, и все.