Спотыкаясь, я бросилась вперед.
Он спит, шептала я себе, словно заклинание, отчаянно желая, чтобы это была правда. Он спит.
Темные синяки кольцом охватывали его шею, а на лице застыло безмятежное выражение.
Я упала на колени рядом с Эрнестом. Он привалился ко мне; из его горла вырывались животные всхлипы. Я не могла плакать, не могла пошевелиться я могла только смотреть на маленького Уильяма. Он спал, и ему уже не суждено было проснуться.
Глава четырнадцатая
Помыслить можно ли жесточе пытку?8
Я не знаю, как меня оттащили от Уильяма и доставили домой. Оказавшись в своей комнате ибо смертью всегда занимались мужчины, я осталась наедине со своим отупляющим горем. Эрнест, который в свои одиннадцать вдруг резко повзрослел, и судья Франкенштейн вместе с местными жителями ушли прочесывать лес в поисках убийцы Уильяма.
Кто мог так поступить? Почему?
Или убийца нашел Уильяма после того, как тот вернулся на поляну, и прежде, чем мы его нашли, и убил его там
Или, что куда хуже, если в аду бывают сравнительные степени
Кто-то задушил его, а потом перенес тело на покрывало, чтобы мы его нашли.
Перед глазами у меня до сих пор стояли чернильные синяки на его шее свидетельство того, что он покинул этот мир. «Конец», отпечатали пальцы на его нежной коже. Но почему? Зачем убивать ребенка? На поляне были мы с судьей Франкенштейном, сонные и уязвимые. Почему Уильям?
Моя рука скользнула к горлу, и ужас острыми когтями впился мне в душу.
Медальон.
На малыше был золотой медальон, который я дала ему в эгоистичной надежде его отвлечь.
Я могла бы усомниться, что ради такой вещицы кто-то решится на убийство ребенка, но это было бы лукавством. Моя опекунша с озера Комо не задумываясь убила бы меня, если бы это принесло ей выгоду. Нет, я не сомневалась. Где-то в лесу прятался такой же бездушный убийца, для которого жизнь по сравнению с золотом не стоила ничего.
К горлу подступила желчь. Я знала такого человека. Я проткнула ему руку булавкой.
Воспоминания о всех моментах после нашего возвращения, когда мне казалось, что за мной наблюдают, нахлынули на меня, и я, выбежав из гостиной, кинулась к амбару. На страже под проливным дождем стояли двое мокрых до нитки мужчин. Они попытались меня не впустить, но я оттолкнула их и влетела внутрь.
Судья Франкенштейн повернулся, а с ним констебль и несколько мужчин, которых я видела впервые. Они зашевелились, загораживая от меня аккуратно помещенное на пол тело Уильяма. Как будто я его не видела. Как будто я когда-нибудь смогу забыть это зрелище.
Это я его убила! выкрикнула я, и вина мельничным жерновом сдавила мне шею. Дитя, которому я никогда не уделяла должного внимания, хотя забота о нем была возложена на меня его умирающей матерью, было бы лучше, если бы он никогда меня не встречал.
Что ты такое говоришь, Элизабет? Судья Франкенштейн схватил меня за плечи и потряс. Ты все время была со мной.
Мне хотелось ударить его по щеке.
Медальон! На Уильяме был медальон. Золотой медальон с портретом его матери. Это я дала его Уильяму. Это моя вина.
Мне хотелось ударить его по щеке.
Медальон! На Уильяме был медальон. Золотой медальон с портретом его матери. Это я дала его Уильяму. Это моя вина.
Мужчины развернулись и со всей возможной деликатностью обыскали крошечное тело.
Медальона здесь нет, сказал один.
Констебль мрачно кивнул.
Я распоряжусь, чтобы его поискали там, где нашли тело. Нужно убедиться, что он не свалился в траву. Мы предупредим местных торговцев пусть сообщат, если кто-то захочет продать нечто подобное.
Судья Франкенштейн вывел меня из амбара и проводил обратно в дом.
Не вини себя, сказал он глухо и слабо.
Но это моя вина.
Я не боялась ему возражать. Я не могла рассказать ему всю правду, хотя думала, что под тяжестью вины вот-вот провалюсь в сырую землю. Я не сомневалась, что Уильяма убил дьявол из мертвецкой. Он каким-то образом выследил меня. Ведомый алчностью или жаждой мести, он убил невинное дитя и забрал себе золотой трофей.
Но я не могла об этом рассказать! Я была обречена на чудовищное молчание! Если бы я описала им убийцу, мне пришлось бы объяснить, почему я подумала на этого человека. Судья Франкенштейн не знал о моей поездке в Ингольштадт. Но я бы призналась, будь это единственная беда, которую я тем самым навлеку.
Я беспокоилась за Виктора. Каждую секунду. Ведь если я выведу их на этого негодяя, сторожа мертвецкой, они выяснят, почему я с ним встречалась. Они узнают о его делах с Виктором. О безумии Виктора станет известно. Его великолепное будущее будет безжалостно растоптано, как жизнь юного Уильяма. А если его отправят в лечебницу, моему будущему тоже настанет конец.
Мне оставалось только молиться, что они найдут убийцу и казнят его до того, как он успеет что-то рассказать.
Мои размышления прервал судья Франкенштейн: Это не ты убила моего сына.
С тем же успехом я могла повесить ему на шею мишень. Вы ведь знаете, что делает с людьми жадность.
Он вздохнул и опустил голову. Я никогда не считала его старым, но годы внезапно обрушились на него и теперь выдавали себя в каждом его движении, как будто за эту ночь он разом постарел на двадцать лет. Он проводил меня в мою комнату и похлопал по руке.