Глава шестая
Ныне Пруфрокской подготовительной школы не существует. Ее закрыли много лет назад, после того как миссис Басс арестовали за ограбление банка. И если бы вам довелось заглянуть туда сейчас, вас встретили бы пустота и тишина. Если бы вы дошли до лужайки, то не увидели бы бегающих детей, как в день прибытия Бодлеров. Если бы прошли под стенами здания, где помещались школьные классы, то не услышали бы монотонного голоса мистера Реморы, рассказывающего одну из своих историй, а если бы приблизились к зданию, где находился большой зал, то не услышали бы визга и скрежета скрипки, на которой играл завуч Ниро. И если бы вы встали под аркой и взглянули вверх на черные буквы, из которых складывалось название школы и ее изуверский (слово, означающее здесь «суровый и жестокий») девиз, то услыхали бы только шелестящее «ш-ш-ш» ветерка, пробегающего по бурой клочковатой траве.
Короче говоря, если бы вы посетили Пруфрокский интернат сегодня, он выглядел бы примерно так же, как в то раннее утро, когда Бодлеры проснулись, встали и отправились в административное здание поговорить с Ниро об учителе Чингизе. Дети так хотели поговорить с ним, что специально встали как можно раньше, и когда пересекали лужайку, вид у нее был такой, будто остальное население интерната ночью сбежало и оставило сирот одних посреди похожих на надгробия зданий. Ощущение от всего этого было жутковатое, и потому Вайолет и Солнышко прямо вздрогнули, когда Клаус рассмеялся, внезапно нарушив тишину.
Что тебя так насмешило? осведомилась Вайолет.
Мне вдруг пришло кое-что в голову. Мы ведь идем в административное здание без разрешения. Значит, нам придется есть без ложки и без вилки.
Что тут смешного! запротестовала Вайолет. А если на завтрак дадут овсянку? Будем есть руками?
Уут, успокоила ее Солнышко. Она хотела сказать: «Поверь мне, не так уж это и трудно». Отчего обе сестры присоединились к хохочущему брату.
Ничего веселого в жестоких наказаниях, назначаемых Ниро, конечно, не было, но при мысли о том, что они будут есть овсянку руками, всем троим стало ужасно смешно.
Или яичницу! высказала новое предположение Вайолет. А вдруг дадут глазунью с жидкими желтками?
Или блинчики в сиропе! добавил Клаус.
Суп! выкрикнула Солнышко, и все трое опять покатились со смеху.
А помните пикник? сказала Вайолет. Мы собирались на реку Рутабага, и папа до того захлопотался, что забыл взять ложки, вилки и ножи!
Конечно помню, подтвердил Клаус. Мы потом ели кисло-сладкий соус из креветок руками.
Липко. Солнышко вытянула руки ладонями кверху.
Еще бы, подтвердила Вайолет. Мы ходили к реке мыть руки, и я нашла чудное место, чтобы испробовать удочку, которую я сама изобрела.
А я собирал с мамой чернику, вспомнил Клаус.
Эру-у, добавила Солнышко, что значило примерно: «А я кусала камешки».
Как только они стали вспоминать тот день, им расхотелось смеяться. В сущности, это происходило не очень давно, но уже казалось далеким прошлым. После того как случился пожар, дети, разумеется, знали, что родителей нет в живых, но им чудилось, будто те куда-то уехали и скоро вернутся. Но сейчас, когда они вспоминали, как солнце играло на поверхности реки Рутабага, как родители потешались над ними, когда все трое перемазались кисло-сладким соусом из креветок, тот пикник отошел в такую даль, что они поняли наконец: родители не вернутся уже никогда.
Но может быть, нам удастся вернуться туда, тихонько проговорила Вайолет. Может, мы еще побываем на той реке и будем опять удить рыбу и собирать чернику.
Возможно, согласился Клаус. Однако все Бодлеры знали: если когда-нибудь они и вернутся на реку Рутабага (кстати, у них не получилось), все равно это будет уже не то. Возможно, и вернемся. Но сейчас главное поговорить с Ниро. Вот и административное здание.
Бодлеры со вздохом вошли внутрь, пожертвовав своим правом пользоваться серебряными ложками и вилками. Они поднялись по лестнице на девятый этаж и постучались в дверь кабинета Ниро, удивляясь, что не слышат звуков скрипки.
Входите, раз уж очень надо, послышался голос, и сироты вошли.
Ниро стоял спиной к двери и, глядя в свое отражение в оконном стекле, перевязывал резинкой одну из косичек. Покончив с этим занятием, он поднял обе руки вверх.
Дамы и господа! провозгласил он. Завуч Ниро!
Дети послушно зааплодировали. Ниро резко обернулся.
Я ждал аплодисментов только одного человека, сурово сказал он. Вайолет и Клаус, вам входить сюда не полагается. И вам это известно.
Просим прощения, сэр, произнесла Вайолет. Нам необходимо с вами поговорить кое о чем важном.
Нам необходимо с вами поговорить кое о чем важном, как всегда, передразнил Ниро в своей противной манере. Наверное, это действительно что-то очень важное, если вы пожертвовали своим правом пользоваться серебряными столовыми приборами. Ну, давайте же говорите. Мне надо готовиться к следующему концерту, не тратьте мое время попусту.
Мы не займем много времени, пообещал Клаус и остановился. Иногда бывает полезно остановиться, когда нужно подбирать слова с большой осторожностью. Нас беспокоит, продолжил он, очень, очень осторожно подбирая слова, не пробрался ли уже Граф Олаф в Пруфрокскую школу.