Вскоре он стремительно выскочил из-за дымки, безошибочно направившись к флагману, где у трапа уже была пришвартована паровая шлюпка с «Воронежа», доставившая капитана парохода.
Отыскав для своего плавсредства местечко возле борта броненосца, с катера на палубу поднялось шесть человек в сером пятнистом камуфляже. Из совсем уж необычного, пожалуй, были желтоватые очки, у некоторых сдвинутые на покатый и такой же пятнистый головной убор. Остальное было в заплечных рюкзаках, и даже карабины оказались зачехлёнными.
Наблюдавший с мостика Рожественский, не оборачиваясь, зная, что «в спину дышит» Коломейцев, произнёс при этом начав немного разочарованно, а потом превратив всё в колючую шутку:
Скромно. А я ожидал, что они с собой ручную гаубицу привезут. Распорядитесь, чтобы у катера поставили караул. А то знаю я наши каторжные морды залезут, ещё упрут чего-нибудь.
Или увидят чего не следует, невзначай поддакнул капитан 2-го ранга.
И то да.
Планирование операции на «Суворове» не затянулось обговорили общие моменты, так как главное решалось в самой бухте.
Карту привезли с «Ямала», сухо и деловито освещая дислокацию:
Вот место его стоянки, он тоже, как вы видите, глубоко в бухту не входил. Боится. Стоит на якоре и здесь глубины приличные. И можно хоть слева к нему, хоть справа.
Для капитана и штурмана «Воронежа» главное было выйти к цели, не наскочив на рифы, быстро и точно стать борт о борт с «американцем». Желательно ничего не повредив.
Всё остальное зависело от обстановки на месте, от взаимодействия пришлых бойцов с матросами досмотровой команды.
Как сказал командир морпехов со звучной фамилией Волков:
Тактические построения надо вести, отталкиваясь от платформы, сиречь от борта «Воронежа». И уже на месте определить позиции и действия для каждого бойца и всей штурмовой группы в целом.
Название «штурмовая группа» прицепилось, понравилось особенно мичману, который уже более дружелюбно смотрел на пришельцев, со значением покручивая ус.
Определённо! Нелёгкий характер адмирала Рожественского формировался не одним годом, под давлением обстоятельств и условий.
В большей же степени свидетельства о взрывоопасном темпераменте Зиновия до нас дошли в воспоминаниях, связанных с его тяжёлым и бесславным переходом вокруг половины земного шара несбалансированной эскадрой, состоящей из разнотипных кораблей, с плохо обученными экипажами.
Естественно, что груз ответственности, понимание и реальная оценка боеспособности, перспектив выедали адмирала изнутри, выплёскивая все накопившиеся переживания и негатив на подчинённых.
В других обстоятельствах (более благоприятных) характер человека, конечно, не изменится, но вести он себя будет иначе.
А что же у нас по настроению и настрою Рожественского Зиновия Петровича?
Остались позади тернии ледового перехода.
За исключением некоторых перипетий, которые сейчас уже выглядят несущественными, Арктику преодолели благополучно, если не с блеском, оказавшись в кратчайшие сроки, можно сказать, в тылу у противника.
И пусть силы, которыми адмирал располагает на данный момент, незначительные всего три броненосца, один из которых скорее броненосный крейсер, тем не менее под его началом мощный и маневренный отряд.
Уже есть первые успехи. Дай бог всё сложится удачно с обеспечением кораблей, и тогда уж он и дальше себя проявит! Решимость Зиновия Петровича подкреплялась именно этой уверенностью. Или верой.
Это для нас, атеистов двадцать первого века, сии понятия имеют различия, а для жителя той эпохи, для православного русского, вера и уверенность шли бок о бок.
Это для нас, атеистов двадцать первого века, сии понятия имеют различия, а для жителя той эпохи, для православного русского, вера и уверенность шли бок о бок.
Будете? Волков угостил, Коломейцев протянул едва початую пачку сигарет, неопределённо поведя взглядом вверх. Оттуда.
Рожественский вытянул одну. Подставился под услужливый огонёк.
Вы, Николай Николаевич, я, как погляжу, на дружеской ноге с ним? Несмотря на мягкий тон, какая-то неприязнь в вопросе адмирала проскальзывала.
Сам Рожественский понимал, чем это было вызвано. Тогда, при первом посещении ледокола, по просьбе государя он «немного попровоцировал» потомков, устроив небольшой скандал. И запомнил «грубоватую вежливость» этого самого лейтенанта Волкова.
О нет! Конечно же понимал, что тот был вроде бы как в своём праве и обеспечивал порядок, но осадочек остался.
А потому ненароком искал причину, к чему-нибудь придраться, ни с того ни с сего пробурчав:
Безбожники. Вы обратили внимание ледокол судно огромное, а ни служителя церкви, ни иконки ни одной, ни сами они никоим образом не поминали Бога или своей веры?
Надо же, Коломейцев удивился, а я в прошлый раз так и задался вопросом по поводу веры.
И что ж? У них же на уме один прогресс.
Да, улыбаясь, подтвердил капитан 2-го ранга и явно процитировал: «Все наши дела, когда мы не думаем о хлебе насущном, слагаются из науки и веры». Вот что он мне ответил.
Всё одно безбожники, адмирал уж совсем с неудовольствием затянулся, шумно выдыхая, пуская сизый дым, с наукой их всё-то понятно, а что они под «верой» понимают тут вопрос.