Кавалер снял подшлемник и перекрестился. За ним крестились и Брюнхальд, и Максимилиан, и Ёган, и Сыч, и даже мальчишка-трубач быстренько осенил себя, раз уж все крестятся. А за ними стали креститься и все люди на рыночной площади, стягивая с голов уборы.
Где у вас тут главная церковь? Спрашивал Ёган у ближайших мужиков. Нам ещё там читать надобно.
Те услужливо указывали нужную сторону и предлагали проводить.
Они поехали к церкви, а люди на рынке не расходились, с трепетом и благоговением говорили о Трибунале, говорили о колдунах и еретиках. Стали вспоминать слова, что говорил рыцарь божий, и о его щедрых посулах, и думать, кто у них в городе есть такой, за кем Трибунал мог приехать. Люди вели себя смиренно и чинно, не то, что до приезда Трибунала. Никто не лаялся, не грозился, и торговались все без ругани. Тихо стало на рынке.
У церкви читать сам бумагу он не стал, ещё на рынке охрип, отдал её Максимилиану. Мальчишка предал штандарт кавалера Сычу, чтоб держал, сам взял бумагу и стал читать громко и звонко, так, что люди стали из храма выходить смотреть, что происходит. Волкову нравилась, как он читал. Максимилиан уже дошёл до посулов, когда кавалер увидал хлипкого человека в мехах, в чёрных чулках на худых ногах, и дорогих туфлях, и в берете. Человек торопился к ним, скользя по льду дорогими туфлями. За ним, также скользя и чуть не падая, торопился второй человек, не такой богатый, как первый. Второй нёс кипу бумаг и переносную чернильницу с перьями. Первый остановился в пяти шагах от всадников, кланялся, не зная, к кому обратиться.
Что вам угодно? Спросил Волков, отвечая на поклон, но не так что бы уж очень вежливо, и с коня не слезая.
Моё имя Гюнтериг, заговорил человек в мехах, я бургомистр и голова купеческой гильдии города Альк.
Моё имя Фолькоф, я рыцарь божий и охрана Святого Трибунала.
Очень рад, очень рад, кланялся снова бургомистр, но в лицо рыцарю не смотрел, на коня смотрел, будто с ним разговарвал. Я так понимаю, что вы сюда приехали чинить дознание.
Да и от вас нам потребуется место, место хорошее, для проведения дознаний.
А аренду Начал было Гюнтериг.
Нет. Никакой аренды Святая Инквизиция не платит. Пресёк эти разговоры Волков. Мало того, холодно у вас, нужны будут жаровни и дрова. Дров нужно много. Святые отцы-комиссары не любят мёрзнуть.
Значит, и дрова за счёт казны? Понимающе кивал бургомистр.
Значит, и дрова за счёт казны? Понимающе кивал бургомистр.
Так же нужно будет место в вашей тюрьме для задержанных и прокорм им. А ещё нужен будет палач и два подручных.
Всё за счёт города? Огорчённо уточнил господин Гюнтериг.
Всё за счёт города. Подтвердил кавалер. Во всех тратах я подпишусь.
Конечно, конечно, снова кивал бургомистр.
Господин, вдруг заговорил спутник бургомистра, дозвольте сказать.
Бургомистр и кавалер уставились на него в ожидании.
Дозвольте сообщить, что палачей у нас сейчас нет. Один уехал сына женить в деревню, а второй лежит хворый уже месяц как.
И что же делать? Сурово спросил Волков.
Бургомистр и его человек тихо посоветовались, и бургомистр сказал:
Жалование нашим палачам сейчас не платится, мы на это жалование попытаемся взять палачей из соседних городов.
К этому времени Максимилиан уже закончил чтение, и собравшиеся вокруг люди прислушивались к разговору городского головы и какого-то важного военного про палача.
Господин, заговорил Сыч, коли будет жалование, то и искать никого не нужно, я сам поработаю за палача.
А ты справишься? Спросил Волков.
Сыч только хмыкнул в ответ:
Да уж не волнуйтесь, справлюсь с Божьей помощью. Хоть дело и не простое.
Вот и хорошо, обрадовался бургомистр. И искать никого не нужно. А утром всё будет готово. И дрова, и жаровни, и печи завезём.
Вот и славно, произнёс Волков. Только не забудьте, господин Гюнтериг, отцы-комиссары тепло любят, привезите дров побольше. Пусть будет воз.
Бургомистр и его спутник вздыхали, но кланялись низко. Кто ж захочет перечить Святому Трибуналу.
Глава 2
Отец Иона совсем не походил на главу комиссии Святой Инквизиции. Прелат-комиссар, разве такой должен быть? Тучен он был чрезмерно и на лик добр, и мягок в обхождении. А тучен он был настолько, что, даже когда садился в телегу, просил себе скамеечку, сначала лез на скамеечку и уж потом падал или плюхался в телегу, а там долго ворочался, не мог совладать с тучностью своей и усесться, как подобает святому отцу. И вылезал из телеги он тяжко, причём другие отцы тянули его за руки, при этом усилия прилагали видимые. На радость солдатам, которые на то прибегали смотреть.
Два беса страшны мне, жаловался отец Иона смиренно, за них и спросит с меня Господь, и нечего мне будет ему ответить, потому как нет молитв у меня против этих двух злых бесов. Одного из них зовут Чревоугодие, а второго Гортанобесие.
Съесть отец Иона мог как трое крепких людей. И оттого звучно и подолгу урчало чрево его, и иногда не сдержавшись, неподобающе сану своему, громко пускал он злого духа. Так что все слышали вокруг. От того и нахальники-солдаты за глаза прозвали его Отцом-бомбардой. Насмешники, подлецы.