Мы поболтали о скелете, висевшем в углу, с цветными метками, указывавшими, откуда отходят и куда прикрепляются мышцы. Повертели в руках черепа, стоявшие у меня на полке, поговорили о том, как растут и ломаются кости. За чашкой чая мы беседовали о жизни, смерти и учебе. Я позволила ему самому задавать темп.
Когда Артур решил, что готов, мы вышли из кабинета и отправились в музей. Артур к тому времени сильно сдал, и ступеньки представляли для него определенную сложность, но он поднялся по ним, держась за перила одной рукой, а другой опираясь на трость. Мы ненадолго остановились в холле, где я показала ему Книгу памяти, хранившуюся в стеклянной витрине. Артур обратил внимание на то, как много людей жертвует нам свои тела, и сделал несколько предположений относительно их мотивов. Мы поговорили о нашей ежегодной майской мемориальной службе, и он спросил о возрасте самых молодых и самых старых доноров, когда-либо попадавших к нам на секционный стол. Кого у нас больше, мужчин или женщин? На все его вопросы я отвечала совершенно откровенно.
Проходя по коридору, мы рассматривали чудесные картины, нарисованные нашими талантливыми студентами, медиками и анатомами, и обсуждали вековую связь между анатомией и искусством, особо упомянув при этом знаменитых голландских мастеров, питавших какую-то болезненную тягу к анатомическим театрам.
Наш музей находится в светлом помещении, где рядами расставлены длинные белые столы: за ними студенты занимаются и сравнивают выставленные образцы с иллюстрациями в учебниках. Артур присел за один из столов, а я показала ему сагиттальные, корональные и горизонтальные срезы человеческих тел, выставленные в тяжелых герметичных пластиковых контейнерах они повторяют срезы, которые получаются на снимках при компьютерном и магнитно-резонансном сканировании. Я поставила один контейнер на стол перед Артуром и сообщила, что перед ним горизонтальный срез грудной клетки мужчины. «А откуда вы знаете, что это мужчина?» спросил он. Я показала на волоски, торчавшие из кожи, и мы оба прыснули от смеха.
Я продемонстрировала положение сердца, легких, основных кровеносных сосудов, пищевода, ребер и позвоночного столба. Артур был искренне изумлен. Его поразили скромные размеры позвоночного столба, по которому проходят все моторные и сенсорные сигналы в нашем теле, и пищевода; Артур сказал, что теперь будет стараться глотать поменьше пищи за раз. Еще он сказал, что, увидев, из каких хрупких элементов мы состоим, он вдруг понял, насколько уязвима человеческая жизнь. Он внимательно рассмотрел коронарные сосуды сердца, в том числе переднюю межжелудочковую ветвь левой венечной артерии, которую еще называют «вдовьей» артерией, и попросил показать ему желудочки. Его насмешили сердечные волокна, или «струны», которые, как он выразился, напоминали крошечных человечков, державших над собой лилипутский тент. Он спросил, сколько лет образцу и сколько тот еще прослужит.
Пожилой джентльмен прекрасно чувствовал себя, разглядывая и обсуждая все эти вещи. Я не замечала никакого напряжения кроме, пожалуй, моего собственного. В его глазах ни разу не промелькнул страх, голос ни разу не дрогнул, руки не затряслись. Пора было переходить к главному. Я на минутку оставила Артура наедине с образцами, а сама проскользнула в анатомический театр: просторное, залитое светом помещение, полное, как обычно в рабочие часы, шума и разговоров. Студенты занимались за секционными столами. Я оглядела отдельные группы, выбирая ребят постарше. Найдя подходящую, я рассказала студентам об Артуре и попросила, по возможности, с ним переговорить. Их явно встревожила перспектива беседы о вскрытии с будущим покойником особенно с учетом того, что они и так стояли над трупом, со скальпелями и зажимами в руках, анатомируя его плечевой сустав. Однако ребята быстро собрались, немного посоветовались между собой, и дали согласие. Тут же был выбран и спикер.
Даже не знаю, кто больше волновался: студенты, Артур или я. Что если вся наша затея окажется грандиозной ошибкой? Артур медленно поднялся на ноги и пошел следом за мной в анатомический театр. В воцарившейся тишине можно было услышать, как капает вода из крана. Оживленный шум голосов, только что заполнявший помещение, стих, сменившись почтительным молчанием и показательной сосредоточенностью на работе. Удивительно, как в одно мгновение атмосфера полностью изменилась. Словно коллективное сознание, пронизывавшее сплоченный студенческий коллектив, заставило всех начать вести себя по-другому. Такое часто бывает в моргах, где царит неписаный закон: если заходит посторонний, надо сменить поведение и тему разговора, пока не выяснится, кто это такой и зачем явился. Все студенты в анатомическом театре так поступали, причем без всяких предупреждений и инструкций. И за это я очень ими гордилась.
Артур, немного неуверенно, подошел следом за мной к столу. Студент, которого выбрала группа, представился и нервно пошутил, что рукопожатие, пожалуй, не совсем уместно с учетом работы, которой они тут заняты. Остальные студенты, стоявшие вокруг стола, тоже назвали свои имена. Они были такие бледные и взволнованные, что я боялась, как бы кто-нибудь из них не свалился в обморок. Артур показал на стол и спросил: «А что это? Почему надо резать именно так?» Я отступила в сторону и увидела, как прямо у меня на глазах произошло настоящее чудо: Артур и студенты объединились вокруг смерти, погрузившись в завораживающий мир анатомии.