В рубке находились двое. Первый, лежа в одном из трех амортизационных кресел, возился с какими-то верньерами, второй что-то делал отверткой. Лежавший глянул на меня и ничего не сказал. Его товарищ обернулся и тревожно спросил через мое плечо:
А Джок где?
Из люка, словно чертик из табакерки, выпрыгнул Дэк:
Потом, потом! Вы массу его скомпенсировали?
Ага.
Рыжий, данные загружены? Диспетчерская?
Из кресла лениво отозвались:
Каждые две минуты пересчитываю. Диспетчерская дала добро. Вовремя ты. У тебя сорок э семь секунд.
Место мне, живо! Я уложусь в это время.
Рыжий так же лениво вылез из амортизационного кресла. Дэк тут же рухнул в него. Другой космолетчик сунул меня на место штурмана и, пристегнув ремнями, направился к выходу. Рыжий последовал было за ним, но задержался:
Да, чуть не забыл. С вас билетики, сказал он добродушно.
А, ч-черт!
Рывком ослабив ремень, Дэк полез в карман, достал пропуска, с которыми мы прошли на борт, и отдал ему.
Спасибо, ответил Рыжий, до скорого! Давай и чтоб сопла не остыли!
И с той же изящной ленцой он удалился. Слышно было, как хлопнула дверь шлюза, и у меня заложило уши. Дэк не попрощался он был занят компьютером.
Двадцать одна секунда, буркнул он. Обратного отсчета не будет. Расслабься и следи, чтобы руки были на подлокотниках. Старт только цветочки.
Я почел за лучшее делать то, что говорят. Секунды тянулись, будто часы; напряжение становилось невыносимым. Я не выдержал:
Дэк
Заткнись!
Куда мы хоть летим?
На Марс!
Я успел увидеть, как красная кнопка под его пальцем уходит в панель, и отключился.
И чего, скажите на милость, смешного, когда человека тошнит? Эти чурбаны с железными потрохами всегда смеются наверняка бы ржали, если бы их родная бабушка сломала обе ноги.
А меня, естественно, скрутило сразу же, как только Дэк отключил тягу и началась невесомость. Однако с космической болезнью я быстро справился, благо желудок был пустой, я с самого утра ничего не ел. Просто всю бесконечность этого кошмарного полета мне было плохо и муторно. Он занял час сорок три минуты, что для меня, крота по природе, равносильно тысяче лет чистилища.
Впрочем, надо отдать Дэку должное: он надо мной не смеялся. Будучи профессионалом, он воспринял мои мучения с безразличной вежливостью стюардессы а не как эти безмозглые горлопаны; вы наверняка встречали таких среди пассажиров лунных шаттлов. Будь моя воля, эти смешливые здоровяки живо бы оказались за бортом еще на орбите и уж там-то вдоволь повеселились бы над собственными конвульсиями в вакууме.
Несмотря на все смятение в мыслях и тысячу вопросов, крутившихся у меня в голове, я сумел расшевелить в себе любопытство лишь к тому времени, когда мы почти вышли в точку рандеву с факельщиком на околоземной орбите. Думаю, если б жертве космической болезни сообщили, что ее расстреляют на рассвете, ответом было бы: «Да? Пере дайте, пожалуйста, тот пакет!»
Но наконец я оправился настолько, что неодолимая воля к смерти сменилась хилым, еле дышащим, но все же желанием еще немного пожить. Дэк все это время возился с корабельным коммуникатором, явно направляя сигнал очень узким лучом: с контролем направления он нянчился, как стрелок с винтовкой перед решающим выстрелом. Слышать его или читать по губам я не мог слишком низко склонился он над передатчиком. Похоже, держал связь с «дальнерейсовиком», к которому мы приближались.
Но в конце концов он отодвинул коммуникатор и закурил. Я с трудом подавил тошноту, подступившую к горлу при одном виде табачного дыма, и спросил:
Дэк, не пора ли тебе наконец развязать язык?
Успеется. До Марса далеко.
Вот как? Черт бы тебя побрал с твоим гонором, вяло возмутился я. Я не хочу на Марс. Знал бы, что надо туда лететь, даже не стал бы рассматривать твое бредовое предложение.
Как хочешь. Никто тебя силком не тащит.
Э-э-э?
Шлюз у тебя за спиной. Хочешь топай. Уходя, закрой дверь.
Насмешку я оставил без ответа. Он продолжал:
Но если ты не умеешь дышать в вакууме, то выход у тебя один лететь на Марс. А я позабочусь, чтобы ты потом вернулся домой. «Одолей» то есть вот эта посудина идет на стыковку с «Рискуй». «Рискуй» скоростной факельщик. И через семнадцать целых хрен десятых секунды после стыковки он пойдет на факельной тяге к Марсу мы, кровь из носу, должны быть там в среду.
С раздражением и упрямством, на какие только способен тот, кого укачало, я ответил:
Я не полечу на Марс. Здесь останусь. Ведь должен кто-нибудь отвести корабль на Землю, я-то знаю!
Корабль да, согласился Дэк, но не тебя. Потому что те трое, что были на борту согласно записям в порту Джефферсон, сейчас на борту «Рискуй». «Одолей» же, как видишь, трехместный. Боюсь, место для четвертого здесь вряд ли отыщется. Да и как ты пройдешь через паспортный контроль?
Плевать! Хочу на Землю.
Ага. И в кутузку за все грехи разом от «попытки нелегального въезда» до «разбоя на космических трассах»? Тебя примут, по меньшей мере, за контрабандиста, препроводят в тихий кабинетик, там введут иглу за глазное яблоко и выкачают из тебя все. Уж они-то умеют спрашивать, а промолчать тебе не удастся. Однако на меня все свалить тоже не выйдет добрый старый Дэк Бродбент уже целую вечность не возвращался на Землю; это подтвердит куча самых достойных свидетелей.