Сам того не желая, я доставил своему начальнику штаба Радлу немало неприятных часов. Когда вечером 18 августа, как было условлено, он не дождался моего возвращения, то начал справляться в штабе воздушно-десантного корпуса о судьбе пропавшего самолета. Ему ответили коротко:
Самолет считается пропавшим без вести, экипаж, скорее всего, пошел рыб кормить на дно!
Моей радиограммы с борта подобравшего нас итальянского крейсера он не получил, а сам я ступил на твердый берег только вечером 20 августа. С Радлом мы встретились по дороге от аэродрома в расположение моего отряда, когда я уже вернулся. От радости он чуть было не сошел с ума.
Однако требовалось срочно приступать к разработке более детального плана предстоящей операции. Ведь пропавшего дуче удалось наконец-то обнаружить, и мы смогли удостовериться, что это был именно он. Нашу решимость разделял и генерал Штудент.
Вдруг как гром среди ясного неба пришло распоряжение из главной ставки фюрера: «Ставка только что получила от абвера (Канарис) доклад, согласно которому Муссолини содержится под стражей на небольшом островке возле острова Эльба. Гауптману Скорцени надлежит немедленно подготовить операцию по высадке десанта и в кратчайшие сроки доложить в ставку время ее начала. Окончательное время проведения операции будет утверждено ставкой фюрера!»
«Что могло там произойти? ломали голову мы с Радлом. Неужели люди из абвера нашли здесь, в Италии, более надежные источники информации?»
Еще несколько дней назад мы ознакомились с циркуляром под грифом «Секретно», разосланным абвером всем командирам соединений вермахта в Италии, в котором черным по белому было написано: «Новое правительство Бадольо гарантирует, что Италия при любых обстоятельствах продолжит борьбу на нашей стороне со все возрастающей силой! Новое итальянское правительство будет даже более интенсивно участвовать в совместных боевых действиях, чем старое».
У нас же по этому вопросу было совершенно противоположное мнение. Сегодня уже трудно установить, как такая абсолютно недостоверная информация вообще могла появиться в ведомстве адмирала Канариса и тем более быть доложенной в главную ставку фюрера? Мы считали, что происходившая в последнее время концентрация многих итальянских дивизий в районе Рима должна была трактоваться совсем иначе!
Генерал Штудент, разделявший наше мнение, стал добиваться аудиенции у самого фюрера, чтобы сделать соответствующий доклад. После различных согласований и проволочек разрешение наконец было получено, и нам было приказано прибыть в Восточную Пруссию. По прибытии нас известили, что фюрер примет наш доклад примерно через час.
Нас провели в ту же комнату, где я был впервые представлен Гитлеру. На этот раз все кресла у камина были заняты, и у меня появилась редкая возможность познакомиться с некоторыми первыми лицами из числа руководителей Германии.
Слева от Гитлера сидел министр иностранных дел фон Риббентроп[126], справа фельдмаршал Кейтель, а за ним генерал-полковник Йодль[127], рядом с которым отвели место и мне. Слева от Риббентропа сидел Гиммлер, за ним генерал Штудент и гроссадмирал Дёниц[128].
Между Дёницем и мной расположилась в кресле массивная фигура рейхсмаршала Германа Геринга[129]. После краткой вступительной речи генерала Штудента слово для доклада было предоставлено мне. Должен признать, что я с трудом смог побороть охватившую меня робость при виде столь высокопоставленной аудитории.
Восемь пар глаз с интересом следили за мной. Чуть ранее я сделал для себя кое-какие пометки, но здесь совершенно забыл о них. Взяв себя в руки, я принялся подробно излагать ход наших розысков. Приведенные мною многочисленные доказательства того, что дуче держат под стражей именно в Маддалене, произвели на присутствовавших заметное впечатление, а описание пари, давшего отличные результаты, вызвало у слушателей улыбку. Причем особенно развеселились Дёниц и Геринг.
По окончании, как мне казалось, короткого доклада я взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что проговорил целых полчаса. Внезапно Гитлер вскочил и протянул мне руку.
Я верю вам, гауптман Скорцени! воскликнул он. Вы правы! Я отменяю свой приказ относительно высадки десанта на остров возле Эльбы! У вас есть план проведения операции в Да-Маддалене? Если да, представьте нам его.
С помощью схемы, набросанной от руки, я рассказал о нашем проекте решения задачи, выработанном несколько дней назад, и объяснил, что кроме дивизиона торпедных катеров мне потребуется несколько тральщиков и миноносцев военно-морских сил, а кроме моей команды из пятидесяти человек рота отобранных мною добровольцев из состава бригады войск СС, стоящей на Корсике.
Кроме того, для прикрытия нашего отхода мне хотелось бы использовать зенитные батареи наших сил на Корсике и севере Сардинии, добавил я.
Мой план атаки на восходе солнца, кажется, получил полное одобрение. По ходу его изложения фюрер, Геринг и Йодль задали мне множество уточняющих вопросов, а после слово взял Адольф Гитлер:
Я одобряю ваш план и считаю, что при должной настойчивости и вере в успех всех его участников он вполне осуществим. Гроссадмирал Дёниц, отдайте необходимые распоряжения по военно-морскому флоту. На время проведения операции требуемые части поступают под командование Гауптмана Скорцени. Генерал-полковник Йодль, организуйте все необходимое. Вас же, гауптман Скорцени, попрошу обратить внимание еще вот на что моего друга Муссолини необходимо освободить как можно скорее. Иначе его могут выдать союзникам. Итак, операция вскоре начнется, и вполне возможно, что я отдам вам приказ в то время, когда Италия все еще будет официально считаться нашим союзником. В этом случае, если ваше предприятие по каким-либо причинам сорвется, может случиться так, что я буду вынужден в глазах мировой общественности вас дезавуировать. Мне придется заявить, что вы, действуя по собственной инициативе, своим планом ввели командные инстанции в заблуждение. И вы во имя интересов дела, во имя Германии должны быть готовы безропотно принять на себя это тяжелое обвинение!