Видала я вещи похуже, чем эти столики, подчиняющиеся приказам, парирует Сэм. Одну огромную вещь, выдранную из самой сердцевины искусства. Не обманывай себя, твердя, будто Рейху не суждено однажды постичь, как сотворенные образы проявляются в реальном мире.
Тибо прищуривается.
Ошибаешься.
Сэм пожимает плечами.
Если проявим все мои пленки, я тебе покажу.
Откуда ты столько знаешь?
Следователь из тебя так себе. Прыгаешь к новым вопросам, не давая мне ответить на старые. Ты хотел узнать, почему они за мной гнались, или забыл?
Ну так почему же?
Хм, нет, давай и впрямь это пропустим. Я знаю все то, что знаю, потому что это моя работа. Я сюда попала несколько недель назад. Я из Нью-Йорка. Я фотограф и музейный смотритель.
Ты проникла сквозь баррикады?! потрясенно переспрашивает Тибо. Из внешнего мира?
Да ладно. Есть способы. Сам знаешь. Ты не мог бы нацелить винтовку на что-то другое? Я-то думала, что у меня неплохо получается не попадаться никому на глаза. Но в восьмом арондисмане стало ясно, что те офицеры следили за мной. Вместе со своими псами. Я отправилась на юг через Гран-Пале. Должно быть, они пошли по пятам.
Она хоть понимает, что говорит? Бульвар Осман, Елисейские поля и авеню Фридланд, Монтень и Георга V: все эти улицы, а также прилегающие к ним в шестнадцатом и семнадцатом арондисманах, расположенные вокруг Триумфальной арки, очерчивают нацистский редут.
Конечно, по всему городу есть и другие опорные пункты например, изолированные силы в десятом, которые у него на глазах раскидала Вело, отрезанные друг от друга или связанные охраняемыми маршрутами. Но штаб-квартира СС находится на авеню Ош, в отеле «Мажестик», там высшее военное командование до сих пор пользуется жалкими остатками былой власти. На рю Лористон расположен центр Активной группы Гессе, «Карлинга» вспомогательной силы, работающей на гестапо. Эти улицы патрулируют офицеры и самые надежные из их демонических союзников.
Вся зона находится в режиме строгой военной и демонической изоляции. Немногие парижские гражданские лица, оставшиеся внутри, служат ее микроэкономике. Если туда проникают манифы, их выгоняют или безжалостно убивают.
Изредка той или иной сопротивленческой группе удается пробраться внутрь, устроить рейд с целью грабежа, освобождения товарищей или зрелищной демонстрации силы. В последний раз такое случилось несколько лет назад, и повстанцы атаковали сам Париж.
Де Голль был предсказуемо ошеломлен изменившимся обликом Арки. Когда эхо взрыва улеглось, громадная конструкция преспокойно лежала на боку. Внутренняя часть ее каменного изгиба была влажной, по ней струилась невесть откуда берущаяся моча. Такой вот писсуар для великана.
Тибо и все члены «Руки с пером» пришли от него в восторг, а «Свободная Франция» сочла его гротескным. Они послали секретных агентов-подрывников, которые явились из тех же недр, где расположены камеры пыток, казармы и министерства, в которых захваченные чиновники составляют для фашистов странные планы. Когда наступил рассвет, солдаты «Свободной Франции» привели приказ в исполнение, и перевернутая Арка с грохотом, пламенем и дымом взорвалась, осыпав улицы дождем из щебня и мочи.
Камни так и лежат, где упали, но уже сухие. Де Голль заявил, что спасал честь Парижа.
Тибо знал, что это уловка, цель которой отвлечь внимание от их предыдущей неудачи, нападения на Дранси, лагерь за пределами осажденной зоны и арондисманов старого города. Загадочное местечко, формой напоминающее подкову, дало отпор «Свободной Франции», к их вящему стыду.
А теперь какая-то туристка заявляет, будто вошла и вышла из контролируемой зоны.
Я фотографировала.
Что?
Все. Последнее, что мне удалось увидеть, это Пропагандастаффель. Ведомство цензоров, где фашистские ставленники наблюдали за тем, что осталось от пропаганды и искусства в городе, где искусство вышло на охоту. Это серьезное достижение. Сэм открывает сумку и достает контейнер с плотно смотанной пленкой. Я веду учет.
Она вручает ему пленку и кивает, подбадривая. Тибо чуть разматывает ее, глядит на свет за окном горит уличный фонарь. Щурится, вглядываясь в крошечные изображения. Негативы перекрытых улиц. Танки у пирамиды в парке Монсо строем палят по огромной рыбе с серповидной головой, манифу Лама, который неистово трепыхается в воздухе. Колонна, напоминающая человека. Тибо присматривается. Это женщина из гальки великанских размеров лежит на траве, лениво погрузив ноги в воду.
Сэм открывает тетрадь и показывает страницы, исписанные аккуратным почерком по-английски.
Книга, говорит она. «Последние дни Нового Парижа».
Он цепенеет и через некоторое время с усилием спрашивает:
Что?
Я здесь, чтобы все запечатлеть. Она глядит на него с насмешкой. Ты же не думаешь, что это будет длиться вечно, не так ли? Не будет. Не должно. Но когда все закончится, это все равно станет трагедией. Тебе не кажется, что этот город заслуживает того, чтобы его запомнили?
Тибо разворачивает еще несколько кадров и нервничает от того, что видит места, в которых в родном городе ни разу не бывал. Но он покидает этот город. Такой огромный. Целый мир. Неужели этому миру когда-то и впрямь придет конец?