Сердце тоже насос гонит кровь по таким же сосудам в нашем теле. А ещё это мышца. И как другие мышцы у стариков, она дрябнет и уже не может гнать кровь, Жерард перестал накачивать насос, и фонтанчик снова иссяк. Человек умирает.
Почему бы не сделать насос, который бы не переставал работать? Тогда бы люди смогли бы жить вечно, задумчиво сказала Джурия.
Вечный двигатель? Подобные исследования ведутся уже с век. Клемент участвовал в одном из проектов, правда, тот потерпел фиаско. К тому же жить вечно такой насос бы не помог. В нашем теле ещё много органов, которые со временем изнашиваются и ломаются. Прибавьте к этому болезни, голод и войны. Смерть будет существовать, пока существует жизнь. Это не так плохо, заставляет торопиться со свершениями, а не откладывать их. Бержедон прожил долгую жизнь, полную событий. Вряд ли он сильно сожалел об уходе, и мы тоже должны отпустить его с миром. Мы не забудем, Жерард приложил два пальца левой руки к губам и поднял их в воздух в ритуальном жесте.
Мы не забудем, повторили мы втроём.
Через день утром состоялись похороны. Погода была прохладная, ветреная, небо хмурилось, обещая разразиться дождём.
Облачённое в холщовый саван тело пронесли с пышной процессией к старому кладбищу за городской стеной. Там уже сложили погребальный костёр.
Мы пришли проститься с тобой, старый друг. Ступай с миром, ты был хорошим человеком и преданным товарищем. Ты верил в меня и в моё дело даже больше, чем я сам. Ты вытаскивал меня из передряг столько раз, сколько не перечесть по пальцам обеих рук. Ты никогда не требовал похвалы или почестей, таясь в моей тени. Ты был вдохновением моего проекта. Мне жаль, что я так мало тебя ценил. Но клянусь, я никогда не забуду твоих мудрых советов и отеческой заботы. Я доведу наше дело до конца, чего бы мне это ни стоило. Я буду помнить, Жерард снова приложил два пальца левой руки к губам и поднял их в воздух, призывая собравшихся сделать то же.
От его речи на глаза наворачивались слёзы. Женщины в чёрных одеждах рыдали в голос.
Это нанятые плакальщицы. Чем больше их на похоронах и чем громче они стенают тем больше уважения к усопшему, шепнула мне Джурия и пожала плечами на мой недоуменный взгляд: Сальванийский обычай.
Странно и немного смешно, но смех на похоронах неуместен. Плакальщицы хорошо отработали деньги рыдали, пока ревущее пламя полностью не поглотило тело, оставив лишь пепел. Его собрали в урну и закопали в уже разрытую яму. Сверху поставили стёсанный полукругом камень с выбитым на нём именем и эпитафией: «Верный друг, ты унёс в могилу чужие тайны. Покойся с миром, пускай они не тревожат тебя на Тихом берегу».
После погребения я подошла к Жерарду, чтобы выразить соболезнования. Он только виновато улыбнулся, взял меня под локоть, и мы пошли обратно в город вместе с процессией.
Ещё долго в гостиной лаборатории на подоконнике горела свеча в память об усопшем.
Через месяц Жерард нанял сразу двух молодых помощников близнецов-целителей в красных мантиях бакалавров.
Кнут и Кьел из вольных городов северной Лапии, только после Университета, представил их Жерард и, подмигнув, добавил полушёпотом: Ещё не испорченные «взрослой» жизнью.
Долговязые тощие альбиносы-лапийцы выглядели непривычно бледными по сравнению с южанами. Вели себя очень тихо. Если переговаривались, то только между собой и шёпотом. От пронзительных взглядов почти бесцветных серых глаз по коже бежали мурашки. Близнецы взяли на себя часть уроков Жерарда.
За всю историю человечества ядов было придумано не меньше, чем лекарств, а способов умерщвления не меньше, чем способов лечения. Это и есть так называемый закон равновесия в действии. Добра не может быть без зла, света без тени, Сумеречников без демонов, вплетал Кнут в свои лекции строки из Кодекса, но они всё равно звучали сухо и казённо.
Возвращаемся к ядам, подхватывал его Кьел. Большую часть из них можно использовать, как лекарство в малых дозах. Более того, в эламской пустыне Хааб есть кочевое племя, которое принимает по капле сильнейшего известного яда элапедая с младенчества, чтобы выработать к нему устойчивость и использовать отравленные стрелы для войны с соседними племенами.
Мы скрипели перьями, старательно записывая их слова и скучая по весёлым опытам Жерарда.
Интерлюдия I. И духов зла явилась рать
В наскоро собранных шатрах, накрытых воловьими шкурами, было плохо: днём жарко, ночью холодно. В закопчённых домах Сумеречников останавливаться побаивались, словно там до сих пор бродили призраки, хотя проповедники вещали, что нет ни призраков, ни демонов. Всё зло от колдунов проклятых.
Так-то оно так, только даже не в колдовстве их дело, а в жадности и гордыне. Как пиявки присосались к простому люду, вытягивали из них все соки, унижая и прикрываясь своей избранностью. Защитники, ха! Да от таких защитников впору самим защищаться.
Теодор Фальке, бывший маршал имперской армии Сальвани, был среди заговорщиков. Советник, хитрый лис, тоже переметнулся на сторону единоверцев, как только запахло жареным. Он долго уговаривал пощадить императорскую семью. Но Император до последнего отказывался вступать в борьбу с Сумеречниками, повторяя, словно одурманенный: «Без них мы погибнем. Без них наш мир поглотит зло». Пришлось его убрать, и Советника вместе с ним. До сих пор казалось, что на клинке проступают пятна их крови.