Спасибо вам, Валерий Иннокентьевич, сказал Роман, забирая листки.
«Телеология культуры» звучало в его голове как юридическая формула, дающая право на жизнь его сомнительному исследованию.
Глава восьмая. Коллеги
Ромушка! Мы едем на гастроли в Польшу! закричала Лидуся ещё с порога. А потом, Осип сказал, что есть шансы и на Америку!
Не знаю, как я поеду. У меня диплом на носу, хмуро отозвался Роман.
Глаза у него были красные от недосыпания, стол ломился от толстых книг по музыке, истории и даже медицине.
Ро-муш-ка! Я слышу упадничество в твоих речах. Осик тоже зашёл в комнату. Что плохого в дипломе? У меня он тоже в этом году. Правда, мне его уже написали за денежку.
Роман выразительно посмотрел на Осика. Тот тут же запел на мотив жестокого романса:
О, отверни скорей лицо, гримасой кислой увенчанец!
Не смешно, Оська, сказал Роман, я-то себе диплом покупать не буду.
Тогда позволю себе напомнить, как директор, что ты у меня работаешь по трудовому законодательству и таки обязан появляться на службе. Сегодня твоя служба будет заключаться в репетиции с гитарой и флейтой.
Чего? Что это ещё за гитары-флейты?
В Польше у нас концертный формат, объяснила Лидуся, Осип решил расцветить кифару другими инструментами.
А то как же наш бриллиант, да без оправы! засмеялся Осик.
Гитарист с флейтистом оказались вышколенными. Видно, Осик тщательно проинструктировал их насчёт звёздности Романа и проекта в целом.
Хорошая вышла поездка в Польшу. Бигос и запечённая рыба. Стылая туманная Висла, в железных панцирях мостов. Авангардные костёлы и гордые независимые польки. На их фоне Лидуся казалась Роману очень милой. Пока зачем-то не завела разговор о женитьбе. Осик в Польше завязал много полезных связей, и следующая поездка была уже в Германию.
Там были: дивные сосиски, ящики с цветами на всех балконах, жилистые немки, улицы имени поэтов-романтиков и, конечно, язык. Язык философии. Осик, правда, больше запомнил дотошного немца, который пытался разоблачить медицинскую составляющую кифаротерапии.
Во время гастролей Роман писал свою работу. Нужно было уложиться в срок, и он успел. Шеф, Валерий Иннокентьевич, одобрительно крякнул и повёл его знакомиться с культурологами, ибо защита близилась.
Защищался он, когда стояли белые ночи. На защиту пришли и Лидуся с Осиком, и сестра. Валерий Иннокентьевич нервно почёсывался. Профессор теперь жестоко раскаивался, что позволил студенту сменить тему. Мало того что произошло это в нарушение календарного плана, переданного на кафедру ещё осенью. Утверждение тоже произошло по прежней теме, по Пармениду. По новой же теме нормального утверждения не получилось завкафедрой уехал, исполняющий его обязанности заболел. Так ещё и новая тема была весьма сомнительного свойства. Называлась работа: «Возникновение и эволюция доктрины практичной искусственности».
В общем, всё казалось шатким. Культурологи не считали Романа своим, философы относились к нему с сомнением.
Роман рассказал о своём исследовании по поводу вытеснения натурального строя в музыке. Даже предъявил кифару. Она не вызвала особенного интереса. Пошёл дальше, прослеживая тенденцию вытеснения натуральности в пищевой промышленности, перешёл на скользкую тему воспроизводства человека и изменения моделей человеческих взаимоотношений. Договорив, он сел, чувствуя, как дрожат руки. Оппоненты с кафедры философии бодро приступили к разгрому. Они не нашли в работе ни вопросов, выводящих на границу знания и незнания об объекте и предмете исследования, ни методологии исследования. Тогда Валерий Иннокентьевич обратился к культурологам. Кто-то из них похвалил работу, но слово тут же взяла неприятная дама с тонкими ярко накрашенными губами. Она сказала, что подобный диплом лучше защищать в медицинском университете, на факультете народного целительства, если, конечно, такой факультет вообще где-то есть.
Между прочим, Авиценна называл медицину родной сестрой философии! Проблематика физического тела зеркало проблематики общества! звонко протараторила из зала Лидуся.
Авиценна, скорее всего, бешено завертелся в гробу от её слов, но мерзкая дама-культуролог потеряла нить своей ядовитой мысли, и Роман был спасён. Заговорили другие профессора. При недостаточной научности работа Романа всё же была живой и интересной. Градус напряжённости пошёл на спад. Шеф с облегчением вытер лоб платочком.
После защиты пили водку в аудитории. Ирина ухитрилась сцепиться с Лидусей и с криком «Без комментариев!» убежала, хлопнув дверью. А к Роману подошли трое незнакомых прилично одетых молодых людей со странно невыразительными лицами. При виде их он вспомнил выражение «офисный планктон».
Алекс. Анатолий. Аркадий, представились они.
Вы что, специально в алфавитном порядке подбирались? удивился Роман.
Да. Мы специально подбирались, без улыбки подтвердил кто-то из них.
Запомнить их оказалось невозможным.
Мы восхищены вашей работой, сказал второй.
Она показывает незаурядную глубину в понимании положения вещей, добавил третий.
Боюсь, что мои коллеги так не считают, вздохнул Роман. Простите! Я не знаю ничего о вас. Быть может, вы тоже мои коллеги.