Откуда вы знаете, как меня зовут? удивился Карлос.
Лицо охранника стало таким, как будто он пытался вспомнить что-то очень важное, но никак не мог.
Но вы ведь Карлос? сказал он растерянно. Репортёр?
Да, ответил тот. Но публикуюсь-то под фамилией, а не под именем
Эухения и Люсия были уже на полпути к вышке.
Пойдёмте, повторил охранник.
Карлос задумчиво посмотрел на забор, из-за которого доносились выстрелы, и тяжело опёрся на плечо мужчины.
Из горячего сине-чёрного марева, окружавшего Лану, выплыл загорелый профиль на белом фоне, чёткий, как на новенькой монете. Синий глаз был прищурен Лана поняла, что человек целится. Сразу вслед за этим, словно в ответ на её мысли, из горячего мрака появились руки в чёрном свитере и автомат, который стрелок упирал в плечо. Раздался сухой щелчок, парень чуть дёрнулся, гася отдачу. Откуда-то донёсся протяжный, полный боли вой.
Блядское оружие, пробормотал парень.
«Так это же Курт», подумала Лана.
Курт перевёл какой-то рычажок. Щелчки раздавались непрерывно, сериями по три, словно по подоконнику колотил град. Вопли прекратились видимо, теперь выстрелы ложились точно в цель.
По подоконнику?..
Да, Курт стоял рядом с открытым окном. Лана поняла, что его силуэт кажется зыбким из-за старого, перекошенного стекла. Центр распахнутой рамы занимало жёлтое пятно, окружённое красно-коричневыми потёками. Мозги и разводы крови Бенито на стекле напомнили Лане витражи готических соборов.
Курт опустил автомат, чуть наклонился вперёд. Лицо у него стало, как у штангиста, поднимающего предельный вес, глаза сузились. Лана хотела спросить: «Карлос и остальные спаслись?» но вместо этого лишь что-то невнятно пробормотала. Её окатил холодный ужас.
Хочешь поговорить вынь жгут изо рта, изломанным от напряжения голосом сказал Курт. Тебе Эухения подложила, чтобы ты языком не подавилась.
Лана с трудом вытащила измочаленный платочек.
Они ушли? нетвёрдо спросила она.
Голос женщины прозвучал очень тихо, но Курт услышал её.
Ещё нет, ответил он, вскинул автомат и выпустил короткую очередь.
Автомат защёлкал впустую. Курт положил не нужное больше оружие на подоконник. Лицо парня снова приобрело мучительное выражение.
Вот теперь да, сказал он после паузы.
Раздался близкий выстрел. Стекло обиженно вскрикнуло, на нём расцвела звездчатая дыра. Курт закинул на спину второй автомат и опустился на колени. Затем на четвереньках прополз под окном прямо по трупу Бенито. Оказавшись рядом с Ланой, Курт вытащил уже знакомый ей пакет с белым порошком.
Не надо, слабо воспротивилась Лана.
Следующий выстрел угодил в плафон на потолке, который с прощальным стоном взорвался.
Надо, сказал Курт, раздвигая ей губы и втирая кокаин в дёсны. Мы сейчас будем бежать быстро. Даже очень быстро.
Огромный волк раздул ноздри и повёл косматой головой из стороны в сторону, принюхиваясь. Его глаза налились кровью. Волк поддел лапой кожаный диван и опрокинул его. Второй мутант, до омерзения смахивавший на козла, встревоженно мемекнул.
Под диваном обнаружилась только толстая полоса серой пыли.
Козёл поднял ногу и покрутил копытом у виска. Волк что-то смущённо прорычал в ответ, и они двинулись дальше.
Когда монстры скрылись за поворотом, Лана шевельнулась. Они с Куртом стояли у стены за шкафом с документами. Последний коридор до развилки Курт тащил обессилевшую Лану на руках, а сейчас придерживал, чтобы она не упала. Лана уже чувствовала себя в силах стоять самостоятельно, однако Курт не выпустил её, а, наоборот, сильнее прижал женщину к себе, указывая глазами в сторону ушедших монстров. Свитер Хуана болтался на нём, как мешок, но жёсткое и горячее тело заключённого чувствовалось даже через тонкую шерсть. «Сколько он не был с женщиной?» подумала Лана с интересом.
Три месяца и четыре дня, не глядя на неё, тихо проговорил Курт.
Лана смотрела, как шевелятся его губы. Она смутилась ей казалось, что она не произносила своего бестактного вопроса вслух. «А губы у него, наверно, горькие, подумала Лана. Он же курит Тьфу, как меня накрыло Какая дрянь этот кокаин». Она ещё додумывала эту мысль, а Курт уже наклонился и целовал её. Губы у него и впрямь оказались горькие, а язык горячий и влажный. Потом он разжал руки, отпуская Лану, запрокинул голову и упёрся затылком в стену.
Три месяца и четыре дня, не глядя на неё, тихо проговорил Курт.
Лана смотрела, как шевелятся его губы. Она смутилась ей казалось, что она не произносила своего бестактного вопроса вслух. «А губы у него, наверно, горькие, подумала Лана. Он же курит Тьфу, как меня накрыло Какая дрянь этот кокаин». Она ещё додумывала эту мысль, а Курт уже наклонился и целовал её. Губы у него и впрямь оказались горькие, а язык горячий и влажный. Потом он разжал руки, отпуская Лану, запрокинул голову и упёрся затылком в стену.
Мама, роди меня обратно, чуть задыхаясь, сказал Курт.
Ты всё время это повторяешь. Ты на самом деле этого хочешь? спросила Лана, глядя на его острый кадык, покрытый светлой щетиной.
Знаю, что это невозможно, Курт усмехнулся. Но я знаю, что делать, когда мне станет совсем невтерпёж и захочется обрести покой и счастье.