Могу, соглашаюсь с ним.
Что тебе для этого надо? На каком инструменте играешь? интересуется.
На акустической гитаре, шестиструнной, сообщаю.
Непроизвольно морщась от выбора плебейского инструмента, встает из-за стола:
Сейчас посмотрю, где-то был этот инструмент.
Приносит гитару и протягивает мне. Пробую звук. Шикарно. Гитара эксклюзивная, концертная. Немного подстраиваю и начинаю с первой песни, записанной на пленке «Так хочется жить».
Во время моего исполнения Аркадьевич положил подбородок на сцепленные в замок руки и прикрыл глаза. По окончании песни задумчиво посмотрел на меня.
Я не буду сомневаться в твоем авторстве, хотя твой возраст и эта песня не соответствуют друг другу. А исполнение у тебя дворовое, сообщает. Эта песня первая на пленке? интересуется и снова берет бобину.
Киваю. Он встает, идет в стенке и, открыв одну из дверок умело заправляет пленку в большой магнитофон. Марки не вижу. По комнате разносятся из невидимых динамиков звуки синтезатора Павла и мой голос. «Вроде неплохо получилось записать», мысленно отмечаю.
Кто играет? Не ты? останавливает магнитофон по окончании песни и спрашивает меня.
Один профессиональный музыкант, отвечаю.
Хм, не плохо, признает, давай тогда и другие песни на пленке послушаем, принимает решение и запускает магнитофон.
«Не вдохновился моим исполнением», догадываюсь.
Аркадьевич, отойдя от магнитофона, прослушивает все записи. Потом выключает и поворачивается ко мне.
Какие разноплановые песни. Все твои? не выдерживает он.
Молча смотрю на него и киваю.
Я бы не решился показывать их профессионалам, если бы это был плагиат, наконец сообщаю ему.
Спой под гитару про коня, предлагает он.
Пою «Коня», потом и другие песни по его просьбе. Наконец он подходит к главному вопросу:
Сколько ты за них просишь?
Передаю слово в слово то, что уже озвучил Аде Антоновне.
Ого! восклицает и, обращаясь к ней: Ничего себе аппетиты у современной молодежи! Зачем тебе столько денег? спрашивает, хитро глядя не меня.
Овес нынче дорог, отвечаю репликой Бендера.
Аркадьевич тонко захихикал. «Тоже знает Ильфа и Петрова», мысленно отмечаю.
Я могу тебе заплатить тысячу рублей за все песни, предлагает.
Встаю, задвигаю стул и беру со стола конверт с нотами.
Извините, что отнял у Вас время. Пленку отдадите? У меня в Москве еще много дел, смотрю угрюмо на него.
Пленку-то отдам. А если эти песни прозвучат потом где нибудь? Что будешь делать? хитро сморит на меня.
Я могу даже оставить пленку и уйти без нее и без денег. Но могу сообщить, что обманув меня сейчас, в будущем Вы потеряете больше. Я не злопамятный, но память о зле у меня хорошая. А жизнь сегодня не заканчивается, сверлю его взглядом.
Некоторое время меряемся взглядами. Наконец он отводит взгляд. Антоновна сбоку облегченно выдыхает, чуть скрипнув стулом.
Не собираюсь я никого обманывать, буркнул в сторону. Кто же так торгуется? Сразу собираешься уходить, угрожаешь, возмущается, видимо забыв, что только что сам угрожал кинуть меня.
Я не люблю торговаться, сообщаю. Я знаю настоящую цену моим песням. Она значительно больше, чем прошу я.
Я не люблю торговаться, сообщаю. Я знаю настоящую цену моим песням. Она значительно больше, чем прошу я.
Откуда ты можешь знать? Я предлагаю тебе реальную цену, по две тысячи за первую песню и про коня, за остальные по пятьсот рублей.
Начался конструктивный торг. В результате пришлось скинуть свою цену. Сошлись на четыре тысячи пятьсот рублей за «Так хочется жить», «Коня» и «О той весне», после того, как я объяснил концепцию песни о войне несколько детей в касках и солдатских скатках поют на фоне военной кинохроники. Остальные четыре песни ушли по три тысячи за каждую. Согласился с дополнительным условием Аркадьевича, привезти ему еще песен. Вижу довольство в глазах Антоновны.
Не споешь ли те песни, которые уже продал? спрашивает она.
Кофе можно? интересуюсь, наглея.
Иосиф Аркадьевич, у Вас сливки найдутся? улыбаясь, спрашивает в спину, отсчитывающего деньги Аркадьевича.
В холодильнике посмотри, отмахивается он.
Через некоторое время отхлебываю ароматный напиток и берусь за гитару. Пою «Дальнобойщик», «Маленькую страну» и «Все пройдет».
Однако, неопределенно произнес Аркадьевич. Еще есть? интересуется.
Есть дворовые и блатные, признаюсь.
Спой, чуть ли не в унисон попросили оба.
Пожимаю плечами и пою «Кольщик», «Ушаночку», «Ребята с нашего двора» и «Старые друзья».
У тебя кто-то сидел из родных? формально поинтересовался Аркадьевич. (Видимо, не впечатлился от этих песен).
Нет. Много знакомых сидело и сидит, признаюсь.
Какую песню ты пел на вашем концерте? не унимается Антоновна.
Про бабушек, отчего-то смущаюсь.
Спой, предлагает и объясняет Аркадьевичу о нашем концерте к 8-му марта.
Пою про бабушек. Взрослые внимательно слушают.
Образно и трогательно, отмечает Аркадьевич. Ты в песнях упоминаешь бараки, сараи. Там так у вас живут? интересуется.
Живут по-разному. Я с родителями и бабушкой в бараке, признаюсь.
Пересчитываю деньги и складываю их в пакет.
Тебе куда надо? спрашивает Антоновна.