Она не могла покидать свою опочивальню и бродить по замку ночью, когда стражники и горничные не так внимательны, как днем.
Но сегодня Лайана была в здравом уме, и этот период должен был продлиться не меньше двух-трех недель, поскольку она только что оправилась от страшного приступа, затмившего ее рассудок. Припадки безумия всегда чередовались с непродолжительными передышками. Это было очень жестоко по отношению к принцессе, поскольку промежутки просветления вселяли в нее ложные надежды. Чем дольше они продолжались, тем больше крепла уверенность принцессы, что сумасшествие отступило навсегда. Но рано или поздно болезнь возвращалась, набрасываясь на ее разум и душу. Припадки истощали Лайану физически и духовно; ей становилось страшно при мысли о том, что она сделала или могла бы сделать, находясь в буйном помешательстве.
Принцесса в шифоновой ночной рубашке подошла к окну. На подоконнике устроилась стайка белых голубей с пышными хвостами. Увидев девушку, птицы взмыли в воздух. Лайана обрадовалась этому — однообразное воркование ей надоело.
— Какое прекрасное утро, — промолвила девушка, глядя на прозрачное голубое небо. — Пусть так продолжается вечно.
Но тут снова затрубили фанфары, загремели барабаны, к ним прибавился грохот трещоток.
Вдруг Лайана вспомнила, что теперь она замужем за совершенно незнакомым мужчиной.
Что ею двигало? Сострадание? Или же она испытывает какое-то чувство к Солдату? Принцесса находилась в смятении. Проще всего было бы сказать, что она не знала, что у нее на уме. На самом деле большую часть времени собственный ум ей не принадлежал. Однако в прошлом Лайана не позволяла своим чувствам диктовать ей, как себя вести. Ее предыдущие два супруга — да обретут их души покой — были выбраны не по любви, а за твердый характер. Лайана надеялась, что у них хватит сил сдерживать ее дикие вспышки безумной ярости. Как она ошибалась! Но Солдат совсем другой.
Что бы ни считали Кафф, королева и другие, впервые принцесса встретила его не на улице, сидя в носилках. Первый раз она увидела Солдата, охотясь верхом среди лесистых холмов на юге.
В промежутках между припадками сумасшествия и исключительно в светлое время суток Лайане предоставлялась относительная свобода передвижения в пределах городских стен. Королева надеялась, что, если с ее сестрой в это время случится приступ, рядом окажутся рабы, стражники, слуги, которые доставят принцессу во Дворец Диких Цветов. Однако тайком от старшей сестры, пугая и огорчая слуг, не выдававших этого секрета королеве, Лайана время от времени ускользала от своих опекунов.
В этих случаях она направлялась к кузнецу по имени Бутро-батан, с которым подружилась еще в детстве, когда он подковывал ее любимую пегую кобылу.
Бутро-батан был огромный, нескладный великан с громадными руками и массивной головой, сидевшей прямо на широких плечах; когда кузнецу требовалось посмотреть в сторону, он поворачивался всем телом. Кожу на его лице и плечах испещряли крохотные оспинки от ожогов, оставленных раскаленными искрами. Бутро-батан отличался недюжинной силой и крутым нравом, и его побаивались, хотя никто не мог припомнить, чтобы он когда-либо обращал свои кулаки против другого человека. При этом кузнец, подковывая могучих тягловых лошадей, обращался с ними нежно, словно с котятами. Принцессе Лайане, впервые приведшей свою лошадь к Бутро-батану, было столько же лет, сколько его дочери, когда та погибла от рук объятой ужасом толпы.
Дочь кузнеца была убита на рынке, когда у нее на губах выступила пена. Перепуганная толпа забила девочку камнями, решив, что в нее вселился демон. На самом деле эти приступы были вызваны тем, что ребенок в детстве постоянно играл в раскаленной кузнице.