Вся процедура заняла у наномата более двух часов; у них не было хронометра, солнце не перемещалось по небосклону, Адаму пришлось полагаться на внутренние часы организма, на то, сколько времени отмеряли крутящие кишки и удары голода. Потом Смауг умер. Замойский убедился в этом, когда, обеспокоенным долгим молчанием наномата, поднялся, приблизился, дотронулся и рептилия распалась у него под рукою тучей пыли, дерущей горло и щиплющей глаза.
Замойский раскашлялся. Анжелика даже не оглянулась она все время лежала на спине, положив руки под голову, с самого начала последовательно игнорируя Адама. Земля вокруг них начала довольно быстро менять цвет, появились трещины, бугорки, ямки, некто вспахивал твердую глыбу саванны «снизу»; некто Смауг. Адам тогда пробовал расспрашивать дракона, потом замолчал, как молчал дракон; молчали они созвучно, вытянувшись на готовящейся земле в единый ряд: девушка, воскрешенец, чудовище. Слабый ветер колыхал одинокие стебли трав.
Но вот что Замойский внезапно понял: молчание его не тяготило. Редкость, большая редкость, особенно когда молчишь рядом с лицом противоположного пола, тут всегда возникают подтексты. Но здесь ничего подобного; полный психологический комфорт. Несмотря на то что он до сих пор всякий раз видел на ее лице отражение той гримасы, что была на нем, когда она тянула за спуск. И уже не был уверен, что ощущает: отвращение или очарование?
Если бы она не была столь молодой, если бы не была настолько отчаянно чуждой происходящей из чужого мира, из чужих времен он мог бы, по крайней мере, объять ее неким конкретным чувством: ненавистью, презрением, отвращением, хоть каким-то. Но вместо того эмоциональная эпилепсия.
Она отозвалась, когда он вернулся от превращенного в прах Смауга:
Я не уверена, как именно он это устроит, но лучше сядь на место.
Только теперь он заметил, что земля там, где он сидел, окрашена в другой, более светлый цвет. Словно он оттиснул на ней негатив своей тени. Дотронулся. Что-то вроде плесени, мягкое, влажное.
Садись.
Он уселся, лег.
Он не мог одновременно удерживать свою манифестацию?
Боже, нановар без жесткого порога прироста массы?.. Нет никого столь безумного! пробормотала Анжелика.
У Замойского начали свербеть спина и ноги. Хотел почесаться и понял, что едва может поднять и согнуть руку: плесень молниеносно вросла в материал рубахи. Рубахи, штанов, ботинок он проверил по очереди конечности; сплелась даже с волосами через десяток секунд Адам не мог поднять головы.
Анжелика
М-м?
Я, кажется, пустил корни.
Не дергайся, все должно пройти без риска
И тут тряхнуло, Замойскому показалось, что задрожал весь Мешок, а пепельное небо сдвинулось, повиснув на петлях небосклона. От земли начал подниматься вонючий пар.
а значит он должен надеть на нас ремни безопасности, верно?
Распятие, совмещенное с перевариванием и похоронами живьем, подумалось Замойскому.
Когда речь зашла о шаре, вздохнул он, косясь в стороны, не знаю уж почему, но я вообразил себе круглую оболочку и гондолу снизу, мы в той гондоле Шар, нет?
Может лучше тебе перестать разговаривать, сейчас обрежут швартовы, и откусишь себе яз
Земля пнула его в спину и голову, на миг Адам потерял сознание. В себя его привело рычание ветра, воздух давил в лицо, не давая раскрыть глаза. Тело (тело, которое помнит) настаивало на большой перегрузке, кровь отливала вниз, мышцы дрожали, мозг погружался в вату. И тут Замойский подумал: а кто пилотирует? Вашингтон? Только потом пришла мысль: дух Смауга.
Потихоньку убирались с груди кирпичи, но ветер все так же склеивал веки. Замойский начал считать удары сердца, сбился после двенадцати, начал снова; сердце билось нерегулярно, не держало ритм из-за изменений силы тяжести.
Легче, легче, легче, а потом хлоп! он упал лицом вниз на что-то твердое и лишился дыхания. Еще раньше верх и низ поменяли направление, еще раньше что-то вцепилось костистыми пальцами в конечности и плечи Замойского не мягкие путы плесени, но железные оковы. Он снова не мог двигаться, единственная разница была в том, что теперь лежал на животе.
Зато мог открыть глаза.
Среброперый триворон подбирался к нему по мягкой кривизне Клыка.
Спокойно! каркнул. Потихоньку! (Остальные головы кивали согласно.)
Окружал их ядовитый фиолет неба, сдвигающегося по параболе вправо. Адам, прилепленный к Клыку сплетенной из грязи сетью, будто муха, влипшая в смоляной ствол, проворачивался спиной к пятикилометровой пропасти.
Часть II
Изменчивая совокупность условий определяет изменчивую среду. Если изменяется среда, изменяется ее Совершенная Форма. Совершенная Форма использует условия среды в максимальной степени и побеждает, и вытесняет все прочие формы.
Среды содержатся в себе: от очерченных особенными условиями до очерченной условиями наиболее общими.
Для текущей среды существует лишь одна Совершенная Форма. Совершенная Форма среды, опирающейся на условия более общие, побеждает и вытесняет Совершенную Форму среды, опирающейся на условия более частные.
В текущей среде всякое изменение Совершенной Формы означает дегенерацию.