Замойский осторожно прошел меж колонн (Мешок здесь был исключительно запутанным). Уселся в тени на холодной плитке. Пузырь ассоциаций рос, взбираясь к поверхности сознания Адама, сейчас разорвет ему голову, череп с глухим треском расколется. Он закрыл глаза и поддался ему, расслабляя мышцы тела и сознания.
Руины римской виллы.
Руины римской виллы.
Руины римской виллы. Парк.
Руины римской виллы. Парк, ветер колышет деревья.
Руины римской виллы. Парк, ветер колышет деревья. Серебряный пруд.
Руины римской виллы. Парк, ветер колышет деревья. Серебряный пруд, над ним ивы. В озере и над озером Луна в две трети, патера в патине. Ночь холодна, воздух резок на вкус, тишина вибрирует над руинами, парком и озером ночь, словно нюхательная соль.
Замойский взобрался по мягкому откосу к колоннаде и вспрыгнул на террасу.
В голове закружилось от сильного запаха мокрого дерева, словно он пал лицом в руно дождевого леса. Напомнило ему это лес неподалеку от дома бабушки с дедушкой ребенком он часто ходил туда, после обеда и вечером, цвета и запахи ввергали его в состояние малярийного полусна; дети пребывают в нем непрестанно, но в том лесу
Он тряхнул головой, чихнул.
Осмотрел террасу. Здесь стояло несколько десятков столиков красного дерева, выставленных двойной подковой, словно на музейной экспозиции. Предметы, что лежали на столиках, были размещены на прямоугольных подставках с такой тщательностью геометрических пропорций, что ассоциировались с художественными инсталляциями, с японскими садиками для медитаций.
Он тряхнул головой, чихнул.
Осмотрел террасу. Здесь стояло несколько десятков столиков красного дерева, выставленных двойной подковой, словно на музейной экспозиции. Предметы, что лежали на столиках, были размещены на прямоугольных подставках с такой тщательностью геометрических пропорций, что ассоциировались с художественными инсталляциями, с японскими садиками для медитаций.
На ближайшем к лестнице столике почивала лишь черно-белая фотография в деревянной рамке, наклоненная под таким углом, чтобы отражать лунное сияние прямо в глаза того, кто будет всходить по лестнице.
Замойский чуть ли не склонился над столом, одновременно следя, чтобы ни до чего не дотрагиваться. На фотографии был он сам и какой-то мужчина в черном костюме они гуляли по каменной набережной. Позади виднелись здания в несколько этажей, старые жилые дома. Сам Адам был на фотографии в толстом белом свитере, послеобеденное солнце вспыхивало на краях материала волнистым ореолом, Адам смотрелся так, словно его вставили в это побережье прямиком из поздравительной открытки с небом, наполненным пухлыми ангелочками и пушистыми облаками.
Едва взглянув, он вспомнил.
Париж, ноябрь перед стартом «Вольщана», Дюренн над Сеной, первый урок.
Вообрази себе место, строение.
Француз говорил в нос, с легким акцентом. Левую руку непрерывно всовывал в карман пиджака, вынимая и кладя назад платок. Замойский не был уверен, это нервный тик или очередная мнемотехника Дюренна. А может лишь насморк.
Пусть будет единственным в своем роде второго такого не найти за всю жизнь. Ты должен иметь к нему некое эмоциональное отношение: пусть оно будет необычно привлекательным или исключительно отвратительным. Вообрази себе его весьма подробно, под любым углом снаружи и изнутри.
Значит, полная симуляция в 3D, пробормотал Замойский.
Шел он справа от Дюренна, не более чем в метре от края тротуара, а за ним плескались волны Сены, мутные от недавнего дождя. Мимо них проплывала некая архаическая барка, на ее палубе беловолосый старик сидел в высоком стуле и читал с ноутбука. В воздухе слегка пахло гарью.
Можно сказать и так, кивнул Дюренн. Полная симуляция, полное воображение. Это займет немного времени. Что важно: воображай характерные для всякого помещения запахи.
Запахи? потянул носом Замойский. Кислая вонь гари все сильнее ввинчивалась ему в ноздри здесь что-то сгорело? Даже оглянулся. Ни следа от дыма. А воняло так, словно шли через пепелище, он не ощущал даже запаха реки. Это сильно раздражало.
Мнемотехники, которым я учу, продолжал Дюренн (платок вытащен и спрятан), это не те примитивные техники запоминания текстов, которыми был славен Симонид из Кеоса и греческие софисты, Цицерон и учители ораторов, или хотя бы Джордано Бруно со своим «театром памяти». Ars memoriae наших времен это вполне состоявшаяся отрасль когнитивистики, опирающаяся на неврологические исследования. Из них мы знаем, что одновременно с образами, складируемые воспоминания следует связывать с запахами, особенно если эти воспоминания обладают сильной эмоциональной нагрузкой. Базовые структуры коры, ответственные за отбор и хранение информации, происходят из носовых нервов и соединены непосредственно с управляющим воспоминаниями гиппокампом, а еще с миндалевидным телом, которое контролирует ощущения и выражение эмоций. К тому же, именно оно ответственно за рефлексы самообороны, но об этом несколько позднее. А пока
Дюренн прервался, когда проходящая мимо старушка упустила зонтик. Адам поднял его; она поблагодарила. Дюренн проводил ее взглядом.