Они обыкновенно гоняли белку от дерева к дереву, бросая камни, пока зверек не уставал; затем они могли сбить животное камнем: обычно этого не случалось. Иногда белка пряталась, и мальчику приходилось карабкаться следом за ней. Это был замечательный спорт, подумал Дик Чизер.
Какая жалость, что у него не было рогатки в те дни, подумал он. Так или иначе, годы, когда у него не было рогатки, казались ему потраченными впустую.
С рогаткой можно было заполучить белку почти сразу же, если повезет: и как это было бы замечательно! Все другие мальчики собрались бы вокруг, чтобы посмотреть на белку, посмотреть на рогатку и спросить его, как ему удалось. Ему не пришлось бы говорить много, у него была бы белка; никакое хвастовство не нужно, если у ног лежит мертвая белка.
Можно было бы найти и другие цели, даже кроликов; да фактически все что угодно. Он, конечно, достанет рогатку первым делом, как только вернется домой.
Той ночью дул слабый ветерок, слишком холодный для лета. Он развеял лето воспоминаний Дика; сдул холмы, и лес, и белку. Он на мгновение раздвинул туман над нейтральной полосой.
Дик Чизер посмотрел туда, но открывшееся пространство снова исчезло. «Нет», казалось, говорила Ночь, «ты не узнаешь мою тайну». И ужасная тишина еще усилилась.
«Что они делают?» – подумал часовой. – «Что они планируют среди всех этих милях тишины?» Даже сигналок было мало. Когда взлетала одна, далекие холмы, казалось, сидели и размышляли над долиной: их черные силуэты, казалось, знали, что случится в тумане и казалось, подтверждали присягой, что никому об этом не скажут. Ракета исчезала, и холмы снова скрывались, и Дик Чизер снова разглядывал зловещую долину.
Все опасности, и зловещие силуэты, и ужасные судьбы, скрывающиеся между армиями в тумане, с которым часовой стоял лицом к лицу в ту ночь, нельзя описать, пока история войны не будет написана историком, который сможет постичь разум солдата. Ни один снаряд не упал за всю ночь, ни один немец не шевельнулся; Дик Чизер был освобожден с поста, и его товарищи пришли ему на смену, и скоро пришел бескрайний, золотой, приветливый рассвет.
И среди всех ночных страхов случилось то, чего одинокий наблюдатель никогда не сумел бы предсказать: в час его стражи Дик Чизер, хотя ему едва исполнилось восемнадцать, стал настоящим мужчиной.
Готовы к бою
Никто не скажет, что в одно время в окопах опаснее или труднее, чем в другое. Нельзя взять какой-то особенный час и назвать его, в современном бессмысленном разговоре, «типичным часом в окопах». Установившаяся окопная практика ушла от этого слишком давно. Самыми напряженными должны быть те полчаса перед рассветом, когда ожидают нападения и люди стоят в боевой готовности. По старым правилам войны, это и есть самый опасный час, час, когда защитники слабее всего и больше всего боятся нападающих. Поскольку темнота в это время держит сторону атакующих, как ночь держит сторону льва, затем настает рассвет, и они могут удержать свои достижения в солнечном свете. Поэтому в каждом окопе в каждой войне гарнизон готовится к тому угрожающему часу, выставляя больше часовых, чем за целую ночь. Когда первый жаворонок поднимается с лугов, они уже стоят в темноте. Всякий раз, когда в какой-то части света ведется какая-то война, вы можете убедиться, что в этот час люди толпятся у парапетов: когда сон в городах глубже всего, в окопах не дремлют.