Считалось, что рыцарь Керси после рыцарского венчания должен будет вернуться домой в удел, на службу к маркизу Хоггроги, но принц подумывал… да уже почти решил про себя – оставить Керси Талои в своей свите: юн, умен, честолюбив, без права на наследство, денег нет, связей нет – такой будет надежным другом Его Высочеству Токугари… а впоследствии – как знать – не менее надежным слугой Его Величеству Токугари Третьему…
– Есть хочешь?
Керси в ответ грациозно поклонился, совершенно по последней моде: корпус движется назад, левая рука тоже, но быстрее, в то время как правая рука и левая нога – чуть вперед. И все вдруг замирает в единый миг – поклон состоялся.
– Никак нет, Ваше Высочество, сыт по уши. Но если вы прикажете – ни за что не посмею отказаться!
Принц рассмеялся: Керси уже успел прославиться среди дворцовой молодежи круглосуточной готовностью к чревоугодию, танцам и любовным интрижкам.
– Присядь, поешь, отощал как… Ты по-прежнему с этой… ну… Тули… Лути… Как ее?..
Керси поклонился еще более грациозно, не спуская с принца наивно-удивленных глаз:
– Ваше Высочество, боюсь, я не понимаю, о ком и о чем идет речь, ибо я слишком молод, дабы…
– Не лги, не лги мне, Керси, не лги. А то живо отправлю в удел, а шпоры прикажу отдать своему кузнецу, на гвозди. Татили Кафа ее зовут. Ну, не хочешь, не говори. Я, собственно, позвал тебя, чтобы мы подумали вместе над одною заботой, что меня гложет, и я очень рассчитываю на твои три кита.
– Три кита, Ваше Высочество?
– Первый кит – твоя сообразительность. Второй кит – твоя верность. Третий же кит – умение держать язык за зубами, а рот на замке. Все это я уже в тебе отметил, теперь хочу проверить в деле.
Его Высочество не собирался завтракать второй раз за утро, но Керси с таким пылом поглощал ветчину в грибном соусе, что и принц увлекся, съел увесистый ломоть, запив его легким, разбавленным на три четверти вином.
Потом оба они вышли в маленький парк, с трех сторон окаймлявший особняк принца, где принц поведал своему новому любимцу свои страхи и подозрения.
Керси слушал очень внимательно, и лишь когда принц выдохся, принялся задавать вопросы, перемежая их объяснениями – почему именно об этом он спрашивает.
– Да какое тебе дело до урожая того вина? Не в виноградник же, не под корни отраву подкладывали?
– Все имеет значение, Ваше Высочество. Вот, к примеру, ясеневое масло. В данной отраве его легко могло бы заменить кипарисовое, тем более что кипарисовое легче выжать, проще замаскировать, но истинный цвет волос Вашего Высочества – жгучей вороной масти, то есть, ясеневое лучше к вашей отраве подходит. А стало быть, кто-то прицельно, с открытыми глазами понимал, что и для кого делает. Не наемный колдун чужого государства, но кто-то изнутри. Сие мелкий – но шажок к истине. Не в обиду Вашему Высочеству напомню, что юность и детство я провел в довольно жутких, в сравнении с обычной жизнью, местах. То есть я только теперь понимаю, насколько там сурова и беспощадна действительность, насколько все пропитано войной и…
– Да, да. Я знаю. И я не обижаюсь… стараюсь не обижаться, если ты намекаешь на тот локоть в той злосчастной вечеринке. Да, ты вырос при доме маркизов Короны, это обстоятельство, мягко говоря, не роняет тебя в моих глазах. Ты продолжай свою мысль, дабы мне лишнего не утомляться, в ожидании, пока ты ее разовьешь с помощью всех этих дурацких придворных оборотов речи.
– Слушаюсь, Ваше Высочество, хотя и совершенно не понимаю, на какие обстоятельства вы соизволили только что намекнуть. Маркизы Короны, тысячелетиями окруженные беспощадною враждой и немыслимым коварством, накопили бесценный опыт противодействия всему враждебному, и кое-какие знания по этой части я успел усвоить.