Бунго, отец Бильбо, построил для нее (и отчасти на ее деньги) самую роскошную нору, какую только можно найти под Холмом или за Холмом или по ту сторону Воды, и там она. оставалась до конца своих дней. Но все же вероятно, что Бильбо, их единственный сын, — хотя он и выглядел, и вел себя, как точная копия своего важного, всегда спокойного отца, — что он унаследовал от Туков что-то странное, ждавшее только случая проявиться. Случая все не было, пока Бильбо не приблизился к рубежу 50 лет; и все это время он прожил в прекрасной норе, построенной его отцом, пока не стало казаться, что он прирос к этому месту навсегда.
В одно прекрасное, спокойное утро, — давным-давно, когда в мире было больше зелени и меньше шума, а Хоббитов было много, и все они процветали, — в такое утро Бильбо Баггинс стоял у своей двери; он уже позавтракал и курил Огромную деревянную трубку, доходившую почти до земли, когда вдруг появился Гандальф.
Гандальф! Если вы слышали о нем только четверть того, что о нем рассказывают, — то были бы готовы к любой необычайной истории. Приключения и рассказы о них так и вырастали повсюду, где бы он ни прошел, и все они — необычайные. Гандальф не появлялся поблизости от Холма очень-очень давно, — с тех пор, как умер Старик Тук? его приятель, — и Хоббиты почти позабыли, как он выглядит. Он покинул Холм и ушел за реку па своим делам, когда все они еще были маленькими мальчиками и девочками.
Ничего не подозревавший Бильбо увидел в это утро только старика в остроконечной синей шляпе, в сером плаще к высоких сапогах, с длинной седой бородой, спускавшейся ниже его серебряного пояса.
— Доброе утро! — сказал ему Бильбо и сказал искренне. Солнце сияло, трава была ярко-зеленая. Но Гандальф только воззрился на него из-под кустистых бровей.
— Что вы хотите сказать? — произнес он. — Желаете ли вы мне доброго утра; или считаете, что это утро доброе, — все равно, хочу я этого или нет, — или что в такое утро хорошо быть добрым; или что в это утро вы чувствуете себя хорошо?
— Все это сразу, — ответил Бильбо, — и к тому же это утро — хорошее, чтобы курить добрый табак на свежем воздухе. Если у вас есть трубка, садитесь и возьмите моего табачку. Спешить некуда, у нас еще весь день впереди. — Тут Бильбо сел на скамью у двери, скрестил ноги и выпустил прекрасное серое колечко Дыма; оно поднялось высоко, не разорвавшись, и уплыло за Холм.
— Очень красиво! — произнес Гандальф. — Но нынче утром мне некогда пускать колечки из дыма. Я ищу кого-нибудь, чтобы участвовать в приключении, которое я задумал, а найти кого-нибудь очень трудно.
— Я думаю — в этих-то краях! Мы народ простой в спокойный, и приключения нам ни к чему. Они гадкие, неудобные, тревожные! Заставляют опаздывать к обеду! Не могу понять, почему другим они так нравятся. — Тут он засунул большие пальцы себе за подтяжки и выпустил новое колечко дыма, еще больше прежнего. Потом он взялся за утренние письма и начал читать их, притворяясь, что больше не замечает Гандальфа. Он решил, что этот гость ему не по душе, и хотел, чтобы тот ушел. Но старик не двинулся с места. Он стоял, опираясь на посох, и молча смотрел на Хоббита так, что Бильбо слегка встревожился и даже рассердился.
— Добре утро! — сказал он, наконец. — Нам здесь приключений не нужно, — спасибо! Можете поискать за Холмом или на том берегу. — Этим он хотел сказать, что разговор окончен.
— Как много у вас может значить «Доброе утро»! — заметил Гандальф. — Теперь это значит, что вы хотите отделаться от меня и что оно не будет добрым, пока я не уйду.
— Совсем нет, совсем нет, дорогой друг! Посмотрим, — кажется, я не знаю вашего имени…
— Да, да, дорогой друг! — а я знаю ваше, Бильбо Баггинс! Да и вы мое знаете, хотя и не помните, что оно мое. Я — Гандальф, вот я кто.