Он схватил большой сук с пылающим концом, и Берт не успел посторониться, как этот конец ткнулся ему в глаз. Это на время вывело его из игры. Бильбо сделал все, что мог. Он вцепился в ногу Тому, — а эта нога была толщиной с молодое дерево, — но взлетел прямо на верхушку каких-то кустов, когда Том лягнулся, чтобы швырнуть искры в лицо Торину.
Тогда сук ударил Тома в зубы, выбив несколько передних. Ох, и завопил же он оттого! Но как раз в этот момент сзади подкрался к Торину Вильям и накинул на него свой мешок, с головы до самых пят. И битва кончилась. И в хорошем же положении все они очутились: Карлики, тщательно увязанные в мешки, и рядом с ними трое разъяренных Троллей (двое из них с ожогами и ссадинами), спорящих о том, зажарить ли их на медленном огне или изрубить и сварить, или же попросту посидеть на каждом и раздавить его в лепешку, а Бильбо на вершине куста, весь изорванный и исцарапанный, не смеющий и шевельнуться, чтобы Тролли не услыхали его.
Именно тогда вернулся Гандальф. Его никто не увидел. Тролли только что решили изжарить Карликов сейчас, а съесть позже; это придумал Берт, и после долгих споров прочие двое согласились с ним.
— Не стоит жарить их сейчас, это займет всю ночь, — сказал кто-то.
Берт подумал, что это говорит Вильям.
— Не заводи опять споров, Билл, — сказал он, — иначе это займет всю ночь.
— Кто спарит? — спросил Вильям, думавший, что это говорит Берт.
— Ты, конечно, — ответил Берт.
— Ты врешь, — заявил Вильям, и спор начался заново. В конце концов они решили мелко изрубить Карликов, а тогда сварить; они достали большой черный котел и вытащили ножи.
— Не стоить их варить! Воды у нас нет, а колодец далеко, — сказал чей-то голос. Берт и Вильям подумали, что это говорит Том.
— Заткнись! — крикнули они. — Или мы никогда не кончим. Можешь сам пойти за водой, если будешь болтать.
— Сам заткнись, — возразил Том, думающий, что это говорил Вильям. — Хотел бы я знать, кто тут спорит, кроме тебя?
— Ты болван! — сказал Вильям.
— Ты сам болван! — возразил Том.
И споры начались снова, еще горячее прежнего, пока они не решили садиться на каждый из мешков и раздавливать пленников, а потом сварить.
— С кого мы начнем? — спросил чей-то голос.
— Лучше всего с последнего, — ответил Берт, которому Торин повредил глаз. Он думал, что это говорит Том.
— Не говори сам с собой, — сказал Том. — Но если ты хочешь сесть на последнего, то и садись. Который это?
— Тот, что в желтых чулках, — ответил Берт.
— Неправда, в серых, — возразил голос, похожий на голос Вильяма.
— Я уверен, что в желтых, — настаивал Берт.
— В желтых и есть, — подтвердил Вильям.
— Так зачем же ты говоришь, что в серых? — возмутился Берт.
— Я не говорил. Это Том сказал.
— Совсем нет! — возразил Том. — Не я, а ты.
— Двое против одного, так что замолчи! — крикнул Берт.
— С кем ты говоришь? — спросил Вильям.
— Довольно! — закричали разом Том и Берт. — Ночь кончается, уже скоро рассвет Лучше приступим к делу!
— Вот вам рассвет, а вы станьте камнем! — произнес голос, похожий на голос Вильяма. Но это говорил не Вильям. Ибо как раз в эту минуту солнце озарило холм, и в ветвях раздалось громкое щебетанье, Вильям не мог говорить, так как превратился в камень, когда наклонялся, а Берт и Том окаменели, когда повернулись к нему. Так они и стоят поныне, совсем одни, если птицы не садятся на них; ибо Тролли — как вы, вероятно, знаете, — должны уйти под землю до рассвета, иначе превратятся в камень, из которого родились, и никогда больше не оживут. Именно это и произошло с Бертом, Томом и Вильямом.
— Превосходно! — произнес Гандальф, выходя из-за кустов, и помог Бильбо спуститься с колючего дерева.