Позже и мы последуем за ними.
VI. Волшебная скрипка
Кристина Даэ, ставшая жертвой интриг, о которых мы еще успеем поговорить, не сразу закрепила шумный успех, выпавший ей в тот памятный торжественный вечер, и долго не появлялась на сцене. Однако она выступила в доме герцогини Цюрихской, где исполняла самые лучшие вещи из своего репертуара, и вот что пишет о ней известный критик X.:
«Когда мы слышим ее в «Гамлете», нам кажется, будто сам Шекспир прибыл на Елисейские Поля репетировать вместе с нею партию Офелии. А когда ее голову венчает звездная диадема Королевы Ночи, с небес должен сойти Моцарт, чтобы услышать ее пение. Впрочем, не стоит беспокоить великую тень высокий, изобилующий переливами голос исполнительницы главной партии в «Волшебной флейте» сам достигает заоблачных высот, взмывая туда с той же легкостью, с какой перелетает из сельской хижины Скотелофа во дворец из золота и мрамора, выстроенный господином Гарнье».[12]
После вечера у герцогини Цюрихской Кристина больше не пела в светских салонах и отказывалась от всех приглашений. Она, никак не объяснив свой отказ, даже не участвовала в благотворительном вечере, которому раньше обещала свое присутствие. Казалось, она перестала быть хозяйкой своей судьбы или же боялась нового триумфа.
Она знала, что граф де Шаньи, желая сделать приятное своему брату, очень много хлопотал за нее перед господином Ришаром, и написала графу благодарственное письмо, в котором умоляла больше не делать этого и не беспокоить директоров. В чем же были причины столь странного поведения певицы? Одни считали, что все дело заключается в непомерной гордыне, другие говорили о божественной скромности. Подобная скромность в театре невозможна! Я полагаю, что Кристина Даэ просто-напросто испугалась свалившегося на нее, как с неба, триумфа и была ошарашена им не менее, чем многие другие. Ошарашена? Не то слово! Я располагаю письмом Кристины из архива Перса, в котором описываются события того времени. Так вот, прочитав его еще раз, я уже не могу сказать, что Кристина была просто ошарашена или напугана своим триумфом: она была в настоящем ужасе. Да, да! В ужасе! «Я больше не узнаю себя, когда пою!» пишет она.
Бедное, невинное дитя!
Она нигде не показывалась, и виконт де Шаньи напрасно искал с ней встречи. Он написал ей, прося позволения навестить ее, и уже отчаялся ждать ответа, когда однажды утром получил такую записку:
«Сударь, я вовсе не забыла того маленького мальчика, который выловил мой шарф в море. Я должна написать вам об этом сегодня, когда уезжаю в Перрос, ведомая священным долгом. Завтра годовщина смерти моего бедного отца, которого вы знавали и который так любил вас. Он похоронен там вместе со своей скрипкой, на кладбище, окружающем маленькую церковь, у подножия холма, где мы играли детьми, рядом с той дорогой, где мы, повзрослев, в последний раз простились друг с другом».
Прочитав записку Кристины, виконт де Шаньи схватил расписание поездов, поспешно оделся, написал несколько строк, которые камердинер должен был передать старшему брату, и вскочил в карету, доставившую его к вокзалу Монпарнас. Однако на утренний поезд он опоздал.
Рауль провел ужасный день и успокоился только вечером, когда устроился в своем вагоне. Всю дорогу он перечитывал записку Кристины, вдыхая запах ее духов и воскрешая нежный образ своей юности. Тяжелая ночь прошла в горячечном сне, началом и концом которого была Кристина Даэ. Уже рассвело, когда Рауль приехал в Ланьон. Единственным пассажиром он сел в дилижанс, отправлявшийся на Перрос-Гирек. На его расспросы кучер ответил, что накануне вечером молодая женщина, похожая на парижанку, попросила отвезти ее в Перрос и сошла у постоялого двора под названием «Солнечный закат». Она приехала одна, без провожатых. Рауль глубоко вздохнул. Наконец-то в этой мирной тиши он может спокойно поговорить с Кристиной. Он любил ее до беспамятства. Этот юноша, объехавший мир, оставался чист, как девушка, никогда не покидавшая материнского дома.
Приближаясь к предмету своей любви, он перебирал в памяти историю маленькой девочки-шведки, ставшей певицей.
Когда-то в маленькой деревушке в окрестностях Упсаала жил крестьянин с семьей, он в течение недели возделывал свое поле, а по воскресеньям пел на аналое в церкви. У крестьянина была дочка, которую он еще до того, как она научилась читать, научил разбирать нотную грамоту. Сам того не сознавая, папаша Даэ был великим музыкантом. Он играл на скрипке и считался лучшим деревенским скрипачом во всей Скандинавии. Слава его росла, его постоянно приглашали на свадьбы и праздники. Матушка Даэ умерла, когда Кристине шел шестой год. Вслед за тем отец, который любил только свою дочь и свою музыку, продал свой участок земли и отправился искать счастья в Упсаалу. Но нашел там только нищету.
Тогда он возвратился в деревню и начал странствовать по ярмаркам, наигрывая скандинавские мелодии, а дочь, никогда не расстававшаяся с ним, с восторгом слушала его скрипку или пела под нее. Однажды на ярмарке в Лимби их обоих услышал профессор Валериус и отвез в Готенбург. Он утверждал, что отец первый скрипач в мире и что у дочери задатки великой певицы. Он позаботился о том, чтобы ребенок получил должное воспитание и образование. Девочка восхищала всех окружающих своей красотой, грацией и жаждой знаний. Когда профессору Валериусу потребовалось уехать во Францию, он взял с собой Даэ и Кристину, с которой госпожа Валериус обращалась, как с дочерью. А вот отец девочки, оторванный от родины, затосковал не на шутку. В Париже он никуда не выходил. Он жил будто во сне, который разделяла с ним только его скрипка. Целыми часами он сидел в комнате вместе с дочерью, и тогда в доме слышались печальные звуки скрипки и тихое пение. Иногда госпожа Валериус приходила послушать их за дверью, вздыхала, смахивала слезу и на цыпочках возвращалась к себе. Она тоже тосковала по синему скандинавскому небу.