Есть поцелуи как сны свободные,
Блаженно-яркие, до исступления,
Есть поцелуи как снег холодные,
Есть поцелуи как оскорбление.
О, поцелуи насильно данные!
О, поцелуи во имя мщения!
Какие жгучие, какие странные,
С их вспышкой счастия и отвращения!
Беги же с трепетом от исступленности,
Нет меры снам моим, и нет названия.
Я силен волею моей влюбленности,
Я силен дерзостью негодования.
Литература есть, конечно, колдовство.
Надо быть колдуном, чтобы приковать ваше неослабное внимание к судьбе неизвестной вам Анны Карениной, чтобы заставить вас страдать с чужим вам мальчиком Дэвидом Копперфильдом. Каким же чародейством надо обладать, чтобы заставить вас жить одною жизнью с бесконечно вам чуждыми грубыми ковбоями дальнего Запада или продувными жуликами Нью-Йорка. Читая О. Генри, вы с удивлением ловите себя на том, что от души сочувствуете незадачливому мазурику, нарвавшемуся на более ловкого мошенника, чем он.
8 июля 1924 года. Г. Сергиев. Моск. губ. Сейчас идет дождь. Погода неожиданно изменилась в худшую сторону, что не особенно приятно. Ибо в Горки (деревня) едет сестра завтра. Вчера имел удовольствие познакомиться с Верой (вероятно, с будущей женой Верой Астафьевой. Прим. ред.). Фамилию не помню. Я с Жоржем Макеевым ходил ее и Иру Каптелину провожать на Вифанку.
Всю дорогу смеялись и хохотали. Она (то есть новая знакомая) довольно эксцентрична, если не красива, то симпатична. «Как рад я, что проводил вас наконец-то!» Последнее слово нужно произносить с облегчением. Можно подумать, что насилу проводил, я бы этого не сказал. Но тут виной Ж. М.
На морозе у женщин хорошеют глаза и губы.
29 июля 1924 года. Приехал в Иваново в 7 часов утра 28 июля с московским поездом. Ехал превосходно, лежал и спал на нижней полке. Пассажиры настолько были хороши, что я занимал целую нижнюю полку, а напротив сидели четверо, и никто меня не тревожил; уже подъезжая кТейкову, пошел контроль, и меня разбудила соседка со второго этажа, высунула свою мордочку и прозвенела, а как жаль, что вас разбудили, я всю дорогу о вас беспокоилась, как бы у вас что не стянули. Она студентка курсов политпросветработы в Ленинграде. Очень развита, образована и приводила в порядке промежуточной беседы верные мысли. Я поблагодарил ее за внимание ко мне и раскрыл окно. Подул сильный ветер, я высунулся на несколько минут и немножко освежился. В Сергиеве перед отъездом видел Таню Белову. Она мне показалась интересной и красивой, но в ней было что-то, что говорило о том, что я для нее и она для меня потеряны. Пусть будет так, на ее место я познакомился с Верой Астафьевой. Первым долгом я опишу «ее достопримечательности». Она классом не кончила вторую ступень, следовательно, в голове у нее есть вольные мысли, как у всех гимназисток. Она страшно любит кино, в чем превзошла меня. Она в Сергиеве не пропустила ни одной картины, чем я не похвастаюсь.
Константин Сергеевич Попов описывает появления нового жанра в массовой культуре это реклама:
На днях видел кинорекламу. Рекламировали на специальной ленте «Приключения мистера Веста в стране большевиков» и какую-то грандиозную программу в 48 сериях. Кинореклама мне понравилась. Она смешно и комично подчеркивает некоторые трюки в картинах.
«Экран это белая простыня, много возни и много удовольствия».
24 августа 1924 года. Хотел сходить в Летний театр, но цены там мне не понравились, а именно 95 коп. самый дешевый; идет там «Самое главное», и мне, признаться, хотелось бы там быть. Но это неважно; в конце концов все образуется. Посмотрим Гуллера, а все-таки жаль, может быть, увидел бы что-нибудь новенькое. Сегодня я целый день дома и все читал: интересного и неинтересного прочел две повести Ясинского и Потапенко «Лунные сны» и «Злой дух». Понравилось. Доказательством чему служит стихотворение «Дездемона», которое после прочтения я и переписал. Потом читал физику, электромагнетизм; дело шло неважно; хотя нужно сознаться, что я особенно не напрягался.
Сегодня воскресный день. Кажется, с сегодняшнего дня меняется погода.
Вечер уже холодный и звездный. Я сначала не решался идти в одной рубашке, крепкой, защитного цвета, моды Унион-клуба. Я устал жить один в комнате. Володя не едет из Сергиева. Писем мне никто не присылает. Все одно и то же, страшно надоело. Все бы бросил и уехал в Сергиево. Все это я успел написать перед началом картины Кл. Стф. Пуллера, когда уже публику пустили в зрительный зал. Если бы я не ходил в театр, то окончательно бы умер от жизни одному в комнате. Хорошо еще, что перегородка от хозяев не герметически закрыта.
21 сентября 1924 года. В 11 часов вечера был страшный удар грома, сопровождавшийся сильным дождем. Так же и 22 сентября в 5 часов дня, но не очень сильный. Гром в такое время очень странное явление.
И опять расходы:
Билеты в театр 3 р. 45 к. + 35
Книги 26+15
Рейсшина 3 р. 40 к.
Квартира и долг 15 руб.
Масло 66 руб.
В каждом письме к родственникам ощущается живое участие Константина в семейных делах.
15 февраля 1924 года
Здравствуйте, дядя Саша, бабушка, Елена Никитична и Ваня. Шлю вам свой привет из Иваново-Вознесенска и тысячу наилучших пожеланий. Немножко далеко я уехал от Москвы, за 400 верст: то же почти, что в Сергиеве. Папаша все еще ездил в Иваново. Но последний раз когда приезжал, то сказал, что службу хочет кончать. «Довольно, говорит, пол века послужил, надоело». Я со своей стороны поддерживаю этот уход со службы, действительно это будет самое лучшее, что можно придумать. Мамаша, хотя у ней дел много, по словам папаши, выглядит много лучше и не хворает так часто, как раньше. С сестрами дела похуже, те часто хворают. Клаша все еще учится в Москве.