Никаких свидетельств в пользу этого обвинения не было. Рой Честли, конечно, отказался это подтвердить. К тому же смотритель боялся высоты. Но газеты вцепились в эту версию. Посыпались анонимные письма, телефонные звонки обычное общественное негодование, которое нарастает вокруг подобных дел. Правда, дела как такового не было. Никто не предъявил Джону Стразу формального обвинения. И все же за три дня до моего отъезда в Париж он повесился в номере дешевого пансиона.
Даже тогда мне было ясно, кто в ответе за это. Не Слоун, хотя он тоже виноват. Не Честли, не газеты, даже не директор. Моего отца убил «Сент-Освальд», и «Сент-Освальд» же убил Леона. «Сент-Освальд» со своим бюрократизмом, гордостью, слепотой, высокомерием. Убил их и переварил, бездумно, словно кит, поглощающий планктон. Прошло пятнадцать лет, а никто о них даже не помнит. Остались только имена в списке «кризисов, которые пережил Сент-Освальд».
Но этот он не переживет. Этот будет расплатой за все.
5
Пятница, 5 ноября
6.30 вечера
После школы я отправился в больницу к Пэту Слоуну с цветами и книгой. Не то чтобы он много читал, хотя следовало бы; кроме того, сказал я ему, не стоило так сильно переживать.
Конечно, он переживал. Когда я там появился, он с пеной у рта спорил все с той же сестрой, которая недавно занималась моим здоровьем.
Господи, еще один, произнесла она, увидев меня. Скажите на милость, неужели в «Сент-Освальде» все такие невыносимые, как вы, или просто мне повезло?
Говорю вам, я здоров.
Но по его виду я бы этого не сказал. Он был какой-то синюшный и казался меньше ростом, словно происходящее пришибло его. Тут он заметил цветы у меня в руках.
Бога ради, я же пока не умер!
Отдайте их Марлин, предложил я. Ей бы не помешала хоть какая-нибудь радость.
Наверное, вы правы, улыбнулся он, и на мгновение я увидел прежнего Слоуна. Уведите ее домой, Рой. Пожалуйста. Она не хочет уходить, хотя устала ужасно. Все думает, что со мной что-нибудь случится, если она позволит себе выспаться.
Марлин, оказывается, пошла в больничный кафетерий выпить чашку чая. Я застал ее там, вырвав у Слоуна обещание не пытаться выписаться из больницы в мое отсутствие.
Она удивилась, увидев меня. В руке она держала платок, а ее лицо, непривычно ненакрашенное, было в красных пятнах.
Мистер Честли! Никак не ожидала
Марлин Митчелл, твердо сказал я. После тринадцати лет знакомства пора уже называть меня Роем.
Держа в руках пластиковые чашки чая, отдававшего рыбой, мы разговаривали. Удивительно, что наши коллеги, эти «не совсем друзья», которые всю нашу жизнь держатся к нам ближе, чем самые близкие родственники, по сути, совершенно закрыты от нас. Нам не приходит в голову задуматься о том, что у них есть семьи, личная жизнь для нас они такие, какими мы видим их каждый день: одеты для работы, деловиты (или нет), энергичны (или нет). И все мы спутники одной блуждающей луны.
Коллега в джинсах выглядит как-то неправильно, коллега в слезах почти неприлично. То, что случайно видишь вне стен «Сент-Освальда», кажется почти нереальным, как во сне.
А реальны эти камни, эти традиции, это постоянство «Сент-Освальда». Сотрудники приходят и уходят. Иногда умирают. Иногда умирают даже мальчики, но «Сент-Освальд» выдерживает все, и к старости мне от этого становится уютно.
Марлин, я чувствую, совсем другая. Возможно, потому, что она женщина как я понимаю, такие вещи значат для них гораздо меньше. Может, потому, что она видит, как «Сент-Освальд» поступил с Пэтом. Или же из-за своего сына, который до сих пор не дает мне покоя.
Не надо было вам сюда приходить, сказала она, вытирая глаза. Директор приказал всем
К черту директора. Уроки кончились, и я волен делать то, что хочу, заявил я, впервые в жизни слегка уподобившись Робби Роучу. Это ее рассмешило, чего я и добивался. Так-то лучше. Я присмотрелся к остаткам моего остывшего напитка. Скажите, Марлин, почему больничный чай всегда пахнет рыбой?
Она улыбнулась. Улыбка или отсутствие косметики молодит ее, и она меньше похожа на Брунгильду.
Хорошо, что вы пришли, Рой. Больше никто не появлялся ни директор, ни Боб Страннинг. Никто из его друзей. Как это тактично. Так по-освальдовски. Уверена, что Сенат был столь же тактичен с Цезарем, когда вручил ему чашу с цикутой.
Я думаю, что она имела в виду Сократа, но промолчал.
Он удержится, солгал я. Пэт крепкий малый, и всем известно, насколько смехотворны эти обвинения.
Вот увидите, к концу года Правление будет умолять его вернуться.
Надеюсь. Она глотнула холодного чая. Я не позволю им похоронить его, как они похоронили Леона.
Впервые за пятнадцать лет она упомянула при мне своего сына. Еще один барьер рухнул, но я был к этому готов: эту старую историю я вспоминал в последние недели чаще, чем обычно, и Марлин, по-моему, тоже.
Есть, конечно, некоторые параллели: больницы, скандал, пропавший мальчик. Ее сын не умер на месте падения, хотя больше в себя не приходил. Бесконечное ожидание у постели, страшные муки надежды, вереницы доброжелателей мальчиков, членов семьи, подруг, воспитателей, священника вплоть до неизбежного конца.