Не нужно. Я выйду в понедельник.
Но к понедельнику объявились новости: в моем классе было проведено расследование, вызвали и допросили свидетелей, обыскали шкафчики, обзвонили всех сотрудников. Доктор Дивайн, как ответственный за соблюдение правил здоровья и безопасности, дал консультацию он, Слоун, Страннинг, Главный и председатель Правления доктор Пули долго просидели с Андертон-Пуллитами в кабинете Главного.
Результат: когда я вернулся в школу в понедельник утром, класс стоял на ушах. То, что случилось с Коньманом, затмило даже недавнюю и в высшей степени неблагоприятную статью в «Икземинере», которая приводила к мрачному выводу, что в Школе завелся тайный информатор. Результаты директорского расследования были неопровержимы: в день несчастья Коньман купил в школьной кондитерской пакетик арахиса и принес его в класс во время обеденного перерыва. Сначала он это отрицал, но нашлись свидетели, которые это помнили, в их числе один преподаватель. В конце концов Коньман признал: да, он купил арахис, но не клал орехов в банку. Кроме того, говорил он со слезами на глазах, ему нравится Андертон-Пуллит и он ни за что не сделал бы ему плохо.
Составили отчет, начиная с временного исключения Коньмана, в котором перечислили свидетелей его драки с Джексоном. Конечно, Андертон-Пуллит находился в этом списке. То есть мотив был установлен твердо.
Разумеется, в Центральном уголовном суде это не прошло бы. Но школа не суд, у нее свои правила и свои способы их применения; своя система, свои меры предосторожности. Подобно церкви, подобно армии, она сама решает свои проблемы. К тому времени как я вернулся в школу, Коньмана судили, признали виновным и отстранили от занятий до середины триместра.
Лично я не слишком верил, что это сделал Коньман.
Он, конечно, способен на всякое, говорил я Диане Дерзи в преподавательской во время обеда. Он хитрый маленький негодник и скорее что-нибудь стащит, чем выставит себя перед всем честным народом, но Я вздохнул. Не нравится мне все это. И Коньман не нравится но я не могу поверить, чтобы даже он мог сделать такую глупость.
Нельзя недооценивать глупость человеческую, изрек стоявший рядом Грушинг.
Да, но он обозлен, сказала Диана. Если бы мальчик знал, что творит
Если бы он знал, что творит, прервал ее Пуст со своего места под часами, то его надо было бы засадить к чертовой матери в тюрьму. Вы же читали о нынешних детках изнасилования, грабежи, убийства, бог знает, что еще, и их нельзя даже упечь, потому что чертовы либералы, такие все добренькие, не разрешают.
В мое время была трость, мрачно произнес Макдоноу.
К чертям трость, сказал Пуст. Надо вернуть воинскую повинность. Она научила бы их дисциплине.
Боги, думал я, что за идиотизм. Этот мускулистый безмозглый осел распинался еще несколько минут, а Изабель Тапи бросала на него пылкие взоры из йогуртного угла.
Молодой Кин, который тоже прислушивался к разговору, мимолетно скорчил смешную рожу так, чтобы физкультурник не заметил, превратив свое острое и умное лицо в точную карикатуру на Пуста. Я сделал вид, что не заметил, и, прикрывшись рукой, спрятал улыбку.
Разговоры о дисциплине это прекрасно, вмешался Роуч из-за «Миррор». Но какие у нас возможности? Натворишь что-нибудь, и тебя оставят после уроков. Провинишься еще сильнее тебя временно отстранят от занятий, а это наказание прямо противоположное. Какой смысл?
Никакого смысла нет, сказал Пуст. Но все должны видеть, что мы не сидим сложа руки. Сделал это Коньман или нет
А если не сделал? спросил Роуч.
Макдоноу отмахнулся:
Неважно. Важно, чтоб был порядок. Черт побери, хулиган дважды, трижды подумает, прежде чем преступить черту, если он знает, что в тот же миг отведает трости.
Пуст кивнул. Кин еще раз скорчил рожу теперь другую. Диана пожала плечами, а Грушинг иронично улыбнулся с едва уловимым превосходством.
Это сделал Коньман, с нажимом сказал Роуч. Такая глупость как раз в его духе.
И все равно мне это не нравится. Я чувствую, что это не так.
Это сделал Коньман, с нажимом сказал Роуч. Такая глупость как раз в его духе.
И все равно мне это не нравится. Я чувствую, что это не так.
Мальчики были непривычно сдержанны. В обычное время такое происшествие было бы приятным нарушением школьной рутины: мелкие скандалы и маленькие пакости, тайны и драки все это нормально для подростков. Но здесь нечто другое. Переступили некую черту, и даже те, кто никогда и слова доброго не сказал об Андертон-Пуллите, были встревожены и недовольны случившимся.
По-моему, он малость того, правда, сэр? сказал Джексон. Не в смысле, что псих, но и не совсем нормальный.
Он поправится, сэр? спросил Тэйлер, сам аллергик.
К счастью, да.
Мальчика еще держали дома, и, насколько известно, у него все прошло.
Но это могло кончиться трагически.
Последовала неловкая пауза, мальчики переглядывались. Мало кто из них встречался со смертью, лишь изредка у кого-то умирали собаки, кошки или дедушки с бабушками. Мысль о том, что один из них мог на самом деле умереть на глазах у всех, в собственном классе, вдруг по-настоящему испугала.