Поначалу мать не хочет его впускать. Он уже дважды заходил, говорит она: один раз, когда мы спали, второй когда мое пиритсовское одеяние сменялось одним из парижских костюмов.
Миссис Страз, не могли бы вы меня впустить на минутку
Затем голос матери с округлым акцентом, все еще незнакомый:
Мистер Честли, я же сказала, у нас был такой тяжелый день. Может, все-таки не стоит
Даже тогда чувствовалось, как трудно ему с женщинами. Он стоял в обрамлении ночи, опустив голову и глубоко засунув руки в карманы твидовой куртки.
Перед ним моя мать подобралась, как для прыжка, вся в парижских жемчугах и в костюме пастельных тонов. Его нервирует женский темперамент. Куда проще было бы поговорить с отцом, перейти сразу к делу, коротко и ясно.
Я понимаю, но мне хотелось бы поговорить с ребенком
Я вижу свое отражение в чайнике. Благодаря матери выгляжу я хорошо: волосы аккуратно и красиво уложены, лицо отдраено, костюмчик что надо. Очков нет. Я знаю, ничего не случится, и, кроме того, я хочу увидеть его и, может быть, даже хочу, чтобы он увидел меня.
Мистер Честли, уверяю вас, мы ничем не можем
Я распахиваю дверь кухни. Он тут же поднимает глаза. Впервые я встречаю его взгляд в своем истинном обличье. Мать рядом, начеку, готовая при первом сигнале тревоги схватить меня и увести. Рой Честли делает шаг ко мне, я чувствую уютный запах мела, «Голуаза» и отголосок нафталина. Что, интересно, он скажет, если я поздороваюсь с ним на латыни? Искушение так велико, что почти нет сил сопротивляться, и тогда я вспоминаю, что сейчас играю роль. Узнает ли он меня в новой роли?
На секунду кажется, что узнает. Его глаза, цвета голубых джинсов, слегка воспалены, прищуриваются, встретившись с моими, и пронизывают меня насквозь. Я протягиваю руку беру его толстые пальцы в свои, холодные. Сколько раз мы встречались, незримо для него, в Колокольной башне, как многому он научил меня, сам того не подозревая. Увидит ли он меня теперь? Увидит ли?
Его глаза пробегают по мне, схватывая все чистое лицо, пастельный свитер, длинные носки и начищенную обувь. Не совсем то, чего он ожидал, и я с трудом скрываю улыбку. Мать это замечает и сама улыбается от гордости за свои успехи. И по праву. Мое преображение дело ее рук.
Добрый вечер, говорит он. Простите за вторжение. Я мистер Честли. Классный руководитель Леона.
Очень приятно, сэр, говорю я. Меня зовут Джулия Страз.
10
Трудно удержаться от смеха. Я так давно для себя просто Страз, а не Джулия. И кроме того, мне никогда не нравилась Джулия, как не нравилась она отцу, и сейчас так странно, что мне о ней напомнили, так странно быть ею, странно и непонятно. Мне казалось, что я переросла Джулию, как переросла Шарон. Но мать воссоздала себя. Почему же я не могу?
Честли, конечно, так этого и не увидел. Для него женщины чуждая раса, которой можно восхищаться (или бояться) на безопасном расстоянии. Со своими мальчиками он говорит совсем по-другому, а с Джулией его легкость сменяется зажатостью, он становится настороженной пародией на свою живую натуру.
Я совсем не хочу вас расстраивать, говорит он. Я киваю.
Вы не знаете мальчика по имени Джулиан Пиритс?
Признаюсь, мое облегчение омрачилось некоторым разочарованием. Я ожидала большего от Честли, как и от «Сент-Освальда». В конце концов, я практически выложила ему правду. А он ее не замечает. В своем высокомерии особом мужском высокомерии, лежащем в основе «Сент-Освальда», он умудрился не заметить то, что смотрело ему прямо в глаза.
Джулиан Пиритс.
Джулия Страз.
Пиритс? переспрашиваю я. Вроде нет, сэр.
Он, должно быть, ваш ровесник. Темные волосы, худощавый. Носит очки в металлической оправе. Возможно, учится в «Солнечном береге». Может, вы видели его где-нибудь в «Сент-Освальде»?
Я качаю головой:
К сожалению, нет, сэр.
Вы ведь понимаете, почему я спрашиваю, правда, Джулия?
Да, сэр. Вы думаете, что он был здесь ночью.
Он здесь был, резко бросает Честли. Кашляет и добавляет мягче: Я думал, что вы тоже его видели.
Нет, сэр.
Я снова качаю головой. Как забавно, думаю я, но почему же он не узнает меня? Может, потому, что я девочка? Клуша, быдло, шалава, чернь? Неужели невозможно поверить, что Джулия Страз существует?
Вы уверены? Он пристально смотрит на меня. Потому что этот мальчик свидетель. Он был там. Он видел, что случилось.
Я смотрю вниз, на сверкающие носки своих туфель. Я так хочу ему все рассказать чтобы увидеть, как у него отвиснет челюсть. Но тогда ему придется все узнать о Леоне, а это невозможно. Ради этого слишком многое принесено в жертву. И теперь придется поступиться своей гордостью.
Я поднимаю на него глаза, подпуская слезу. Это нетрудно. Я думаю о Леоне, об отце и о себе, и слезы льются сами собой.
Простите, говорю я. Я его не видела.
Старый Честли смущен, он отдувается и переминается с ноги на ногу, точно так же, как в преподавательской, когда плакала Китти Чаймилк.
Ну все, все.
Он вынимает огромный грязноватый носовой платок.
Теперь вы, надеюсь, довольны. Мать испепеляет его взглядом и властно кладет руку мне на плечо. После всего, что пережил этот бедный ребенок