Хёльв присел рядом на корточки и даже застонал от удовольствия, чувствуя, как потоки горячего воздуха коснулись его продрогших рук.
— Эх, жалко, я лук впопыхах в спальне оставил, — сказал он, — а то бы сейчас зайца подстрелил.
Лэррен навис над огнем, рискуя подпалить одежду. Льдинки в его волосах растаяли и по капельке стекали за воротник.
— Заяц — это славно, — вздохнул он.
— Да, а каких зайцев готовили в замке, — мечтательно произнес Хёльв. — В сметане…
— И с чесночком!
— А рубленая курица с приправами? Эльф громко сглотнул. По его глазам было видно, что он охотно бы съел и сырую брюкву.
— Хоть бы хлебушка сейчас: насадили бы на прутик, поджарили — и никаких деликатесов не надо. — Он приложил ухо к земле и прислушался. — Если поискать хорошенько, то можно здесь найти пару рыжиков.
— Откуда ты знаешь? — поразился Хёльв.
Чую. Они дышат. Еще я по дороге дупло пустое приметил. Можно было бы там заночевать, если бы не мороз. В дупле?
— Ну да, в дупле. А что тут такого? Все лучше, чем на голой земле спать.
— Но там же всякие насекомые!
Поежившись под порывом ветра, Лэррен повернулся к костру спиной. Поерзал, устраиваясь поудобнее, и потянулся к спрятанной во внутреннем кармане второй фляге.
— Для человека, которого только что чудом не повесили, ты поразительно капризен, — заметил он.
— Все равно. Опасаюсь я их. Укусят — лечись потом всю жизнь, — сказал Хёльв.
— Да перемерли жучки-букашки давно! — махнул рукой эльф. — К тому же не думаю, что впереди нас с тобой ждут долгие годы. До утра бы дотянуть — и хорошо.
— Все равно неприятно как-то.
— Каков! Подставлять чужую шею под топор его ничуть не смущает, а поспать на коре — неприятно, видите ли!
— Я же не знал…
— Не знал он! Ладно. Что уж теперь поделать. Надо думать, как отсюда выбираться. Юноша покивал.
— Точно. Тут кто-нибудь живет поблизости? — спросил он.
— Волки, хмуро ответил эльф. — Медведи. Кабаны.
— А более дружелюбный? Например, помянутые тобой зайцы.
Яркий свет костра быстро превратил серые сумерки в густую ночную темень. Сосны чуть поскрипывали под усилившимся ветром и роняли с ветвей крупные хлопья снега.
— Есть только одна возможность, — после долгих раздумий заявил Лэррен, — но она мне не нравится.
Хёльв с готовностью вскинул голову.
— Милях в трех отсюда, в Болотистой Овражине, обитает Нестор Нурр.
— Он что — леший?
— Почему леший? У него там дом.
— Отлично! Попросим его пустить нас пожить пару деньков. Ведь не зверь он? Не оставит погибать?
Лэррен неопределенно пожал плечами, всем своим видом показывая, что ни в чем нельзя быть уверенным.
— Он странный человек. Появился в Брасьере около десяти лет назад и сразу стал известен как талантливый, наверное даже гениальный, скульптор. Барон — тогда им был Мартин Мокрое Ухо — сразу его выделил, приблизил к себе, делал крупные заказы. Да и после того как к власти пришла Амель, Нестор явно не бедствовал. Помнишь статую Тихой Дриады в оранжерее? Это его работа.
Выбрав из груды хвороста крепкую прямую палку, Хёльв поворошил ею пылавшие дрова. Поднялось облако искр.
— Удивительно. Знавал я как-то одного скульптора. В Гёднинге еще. Небогатый был малый, — проговорил он.
— Ну, Нестор не на дриадах себе состояние сделал. Портретист он хороший. Лепил бюсты вельмож. Саму суть в человеке видел, саму душу, истинное лицо.
— Странно, что я его не встретил при дворе, — сказал Хёльв.
— Несколько месяцев назад с ним что-то случилось. Говорят, он стал подавленным, молчаливым, все время чего-то боялся, нервничал. В конце концов купил усадьбу в глуши благо, средствами он располагал немалыми — и погреб себя в ней.