Запыхавшаяся служанка предлагала посетителям традиционные осенние закуски: яблочную слойку, свежие колбасы, виноград. Пышная коса девушки растрепалась, лицо порозовело.
«Слегка простужена», — машинально отметил Уно, подзывая ее к себе.
— Да, сударь? — чуть в нос проговорила она.
— Руперта?
— Хозяйка у себя, сударь. Спрашивала о вас.
— Все приготовлено?
— Как вы просили, сударь. — Уно кивнул:
— Спасибо, Касенька.
— Вам что-нибудь подать?
— Воды. Хотя, впрочем, не надо, потом выпью. И вот еще… — Он придержал девушку за рукав. — Найди время выпить чай из тех травок, что я на прошлой неделе приносил. Помнишь? А то завтра работать не сможешь.
Никем не замеченный, он поднялся по лестнице на третий этаж и постучался в дверь хозяйки борделя.
Руперта сидела за конторкой и сосредоточенно изучала амбарную книгу, одновременно делая пометки мелом на грифельной доске. Узловатые, совсем не женские руки выводили цифры, уверенно скользили по строкам и столбцам, перебирали страницы.
— Ах, вот оно где! — Голос Руперты тоже не отличался нежностью. — Дрова, опять растреклятые дрова! И куда их столько идет? Не бордель, а хренова парилка.
Уно деликатно покашлял:
— А, пришел! Садись куда-нибудь. Или нет, лучше посмотри, все ли так, как ты заказывал.
В приоткрытую дверь заглянул любопытный карий глаз. Раздалось перешептывание и хихиканье.
Руперта отложила книгу и встала. Меловая пыль облачком слетела с ее утесоподобного бюста.
— Заходите, заходите! — громыхнула она. — Только по очереди, не толпой. Чай, не ярмарка.
Перешептывание усилилось, потом на мгновение стихло, и в комнату прошмыгнула первая девушка.
Уно Фрикс очень любил жизнь. Была ли его профессия следствием этой любви или любовь — следствием профессии, установить уже невозможно. Только и его судьба, и судьбы многих других людей решились в тот весенний день, когда добродушный толстяк Фрикс-старший привел семилетнего сынишку на обучение к знаменитому на всю округу лекарю.
За десять лет, проведенных в доме старого Иридиса, Уно не только перенял все знания лекаря, но и сам придумал новые способы борьбы с такими опасными недугами, как болотная лихорадка, гнойный лишайник и красная оспа. Его фамилия, сперва скромно упоминавшаяся после фамилии его прославленного учителя, со временем встала с ней в один ряд, а затем и обогнала. К двадцати годам Уно Фрикс спас десятки людей, стал самым известным лекарем не только герцогства, но и всей империи, обзавелся собственной лечебницей, женился и произвел на свет сынишку.
Жизнь Уно неслась вперед — гладко, стремительно, ярко, как веселый санный кортеж в канун Зимохода. Казалось, ничто не может удержать его, остановить этот радостный, блистательный полет.
Когда последняя из девушек — Милли — покинула комнату, Уно почувствовал, что смертельно устал. Не хотелось думать ни о чем, кроме горячей ванны с розмариновым маслом и свежих, истекающих соком алычовых булочек. Он налил в таз воды, снял рубашку и долго, с наслаждением мыл руки и шею: Лёля, его жена, не одобряла его визитов в «Осинушку» и уверяла, что он приносит с собой отвратительный бордельный залах.
Насухо вытеревшись, лекарь какое-то время бесцельно просидел на кушетке, прислушиваясь к доносившемуся снизу гаму. Он различал трубный голос Руперты, визг и смех девочек, отдельные реплики гостей. День в «Осинушке» только начинался.
— Лёля ждет, — сказал себе Уно и решительно встал. Не стоит задерживаться и сердить молодую жену.
«Может, Нои еще не спит, — подумал он. — Успею поиграть с ним».
Уно сбежал по лестнице, подхватил в прихожей плащ и выскочил на улицу, навстречу мягкому осеннему вечеру.
Он уже был за порогом, когда его настиг крик.