Вошла медсестра Женя, поздоровалась и пригласила новую пациентку пройти в соседний кабинет для оформления документов. Женщина встала, подхватила небольшую дорожную сумку и, метнув в Матвея уничтожающий взгляд, вышла.
«Странная баба, подумал Матвей, придвигая к себе клавиатуру и начиная заполнять окончательный вариант истории болезни. Ну, подумаешь нос длинноват, губы тонкие. С такой внешностью вполне можно жить. А вот с характером Но тут мы бессильны».
В кабинет вошла Аделина он знал, что это она, даже не поворачивая головы, просто уловил специфический запах ее духов тонкий, травяной, чуть горьковатый.
Привет, сказал Матвей, не отрываясь от компьютера. Ты что-то поздно.
А ты почему на планерке не был?
Моя очередь в приемном сидеть, только собрался клиентка.
Что-то сложное?
Скорее что-то психиатрическое. Дама желает кардинально сменить внешность, готова на любые финансовые жертвы, хотя впечатления внучки Рокфеллера не производит.
Куликова Наталья Анатольевна, перегнувшись через его плечо, прочитала строчку на мониторе Аделина. Тридцать два года, бла-бла-бла обращение по поводу ринопластики, хейлопластики[1], кантопластики[2], фронтопластики[3]. Ого А не сильно ты размахнулся? Она тут у нас прописку сможет просить.
А я при чем? Клиентка требует. Я ее сразу к Евгению Михайловичу направлю, пусть он с ней попробует поговорить. Ты просто представь ну, черт там с носом и губами, но нормальный лоб же, ну, может, чуть выпуклый, но не критично. Так нет давайте стешем все, пусть будет плоский. А какой объем операции, она даже слушать не стала.
Аделина обошла стол и села на то место, где недавно сидела странная пациентка. Матвей заметил, что лицо начальницы сегодня бледнее обычного и дело не в освещении под глазами Аделины залегли тени, которые она не смогла скрыть даже при помощи косметики.
С тобой все в порядке? спросил он, хотя заранее знал, что она ответит.
Да.
Вот я так и подумал. Голова не болела?
Доктор Мажаров, у вас что, работы нет? поинтересовалась она, закинув ногу на ногу.
Есть. Но
Ну, так и займитесь.
Матвей поднял вверх руки, признавая бесполезность дальнейших вопросов.
Ты просто так зашла или есть дело?
Есть. Статью не приняли в журнал, считают, что мы недостаточно раскрыли тему.
Ну, так давай перепишем.
Я предлагаю отложить недельки на две и взглянуть потом свежим взглядом. Мне кажется, мы с тобой перестали оценивать результаты критично.
Деля, ты говоришь ерунду.
Пусть так. Но статью все равно пока отложим.
Тебе нужно в отпуск.
Мечтаешь усесться в мое кресло? улыбнулась она, и он весело подтвердил:
А то! Сплю и вижу, как бы выдернуть его из-под тебя, и тогда ты будешь моей подчиненной, а не наоборот.
У кого-то защемило в дверях мужское достоинство?
Нет, захохотал Матвей. Просто хочу, чтобы ты отдохнула. Тебе бы вообще не надо столько работать, ты еще не совсем восстановилась.
Успокойся, я работаю до конца недели, и потом вы не увидите меня целых десять дней.
Целых десять?! Матвей закатил глаза. Ужас! Не боишься, что мы тут все развалим?
Ну, пока болела, не развалили же.
Так ты ж здесь лежала, устроила из палаты рабочий кабинет! Хорошо еще, в операционную со своей повязкой не вваливалась.
Ой, прекрати. Я что такой тиран?
Хуже! весело заверил Матвей. Но мы привыкли.
Аделина покачала головой:
Думаю, что в этот раз меня заменишь все-таки ты, а не Васильков. Хочу посмотреть, что будет, если дать тебе порулить клиникой.
Дело твое. Если честно, меня не очень влечет административная работа, мне привычнее операционная, а не счета, отчеты и вся эта макулатура.
Учись совмещать.
Говорю же дело твое. Но я ведь имею право высказать свое мнение?
Считай, что я его услышала.
Она поднялась, поправила халат и пошла к двери, но на пороге задержалась:
Да, совсем забыла. Мы сегодня хотели поужинать, но у меня изменились планы. Не обидишься?
Обижусь. Но приму как данность.
Мажаров, что-то ты стал подозрительно покладистым.
Устал бороться, улыбнулся Матвей. Нет, все в порядке, занимайся своими делами и готовься к отпуску.
Тогда увидимся в обед.
Аделина вышла. Матвей еще пару минут посидел, осмысливая информацию. Он не претендовал на лидерство, не хотел власти, не стремился стать главным в этой клинике. Он отдавал себе отчет в своих возможностях и знал, что его место у операционного стола, со скальпелем в руке, а не с шариковой ручкой среди счет-фактур, заявок и прочей бумажной волокиты. Управление его не интересовало, и он, конечно, шутил, говоря Аделине о своем желании посидеть в ее кресле. И с чего вдруг она решила оставить вместо себя именно его, а не доктора Василькова, как делала всегда, Матвей не понимал. С Аделиной вообще было сложно, наверное, сложнее, чем со всеми женщинами, что были прежде в его жизни. Она напоминала ему угря вроде кажется, что ты ухватил его, но он тут же ускользает из твоей руки и снова дразнится, плавая неподалеку. Она не отталкивала его, но и не подпускала слишком близко, не отказывалась от встреч вне клиники, но и не торопилась, допустим, пригласить к себе хотя бы на чашку кофе. За все время Матвею удалось лишь дважды поцеловать ее в щеку не более того. Он понимал причину, потому что знал ее историю с Павлом Одинцовым, но не мог понять, как можно столько лет носить в себе эту обиду и проецировать прошлые отношения на нынешние. Его слегка задевало то, что Аделина словно бы отождествляет его с Одинцовым и подсознательно ждет подвоха, ждет того, что Матвей поступит с ней так, как когда-то Павел. И доказать ей обратное у него пока никак не получалось.